- Так ты, получается, уже мама? - выдал он через некоторое время.
- Так и есть, - Беренгария тоже погладила его по руке. - Моего сына зовут Рандэл.
- Клёво, а мою маму казнили, - он отдёрну свою руку и куда-то пошагал.
У меня даже сердце упало, насколько сильное впечатление произвели его слова.
- Илюш, ты куда? - кинулась за ним.
- В туалет, девочкам нельзя, - он обернулся, строго, явно копируя Веронику Степановну, погрозил мне пальцем и пошёл дальше. - На дверь ещё посмотрю.
Возразить было нечего, я лишь удивилась его смелости. Вот он только что до ужаса боялся встретиться с Зигвальдом и тут же идёт смотреть дверь в его комнату. Хотя, возможно, он просто не совсем осознаёт вероятности, а может что-то чувствует... Кто их, химер, знает?
Обернулась к Беренгарии, у той в глазах стояли слёзы.
- Гад, - прошептала она почти беззвучно. - Какой же он гад, этот Зигвальд.
- И не говори, - я вздохнула, и тут меня пронзила мысль: можно успеть переодеться, пока Илюши нет в комнате!
Не стала терять время, взялась за платье.
- Сначала нижнюю сорочку, - Беренгария принялась искать её в стопке отложенной одежды, вот только она оказалась мокрой.
Я приняла её за ночнушку.
- Сейчас, - она подошла к корзине и выудила из неё ещё одну, - Хорошо, что положили запасную!
Боже, сколько тряпья! Впрочем, тянуть резину было нельзя, и я быстро натянула сорочку и платье прямо на полотенце, потом вытащила его, тем самым ничего не оголив. Взгрустнула насчёт мокрых трусов и забытого в ворохе снятой одежды бюстгальтера. Да и штаны жаль
- они такие удобные! Но, судя по всему, здесь это верх неприличия.
Ничего, кроссовки мне никто носить не запретит!
- Подъюбник не забудь, - Беренгария дождалась, когда я надену платье и расправлю на теле,
- вон та белая юбка. И панталоны.
Только сейчас до меня дошло, что это за шорты с кружевами. О, Боже, никогда бы не подумала, что придётся носить такое!
- Какая ты красивая! - едва я одёрнула подол после того, как надела полный боекомплект, Илюша вышел из ванной.
- Тебя тоже надо переодеть, - Беренгария взяла в руки его одежду, подошла поближе. -Давай, сынок, я тебе помогу.
Илья замер, а мы затаили дыхание. Она назвала его сынком. Сейчас будет либо принятие, либо взрыв.
- Тётя, - он не стал кричать, но голос был сдавленный. - Ты - моя тётя. Не мама.
Сказал и принялся переодеваться. Молча, насупив свой маленький нос. Мы снова отвернулись, а я только сейчас отметила странность: в туалет он пошёл один, а раздеться перед нами не постеснялся.
Всё-таки в голове у него полная каша, которую разгребать и разгребать.
Одевшись, Илюша так же молча направился к выходу, мы поспешили за ним. Я обняла его за плечи, Беренгария обошла и открыла дверь соседней комнаты - она находилась почти напротив нашей. Окон в ней оказалось меньше, выходили они не в сад, а на какие-то постройки, но лучше так, чем общая ванна с Зигвальдом. Стол оказался уже накрытым -там стояли блюда под металлическими колпаками, чтобы не остыли, несколько кувшинов с напитками и два прибора.
- Виви вам всё приготовила, приятного аппетита, - Беренгария вымученно улыбнулась и поспешила уйти.
Я сглотнула горький ком, но раскисать не стала. Некогда! Тем более так хочется кушать...
- Она хорошая, - выдал мне Илья, едва я его усадила за стол, - но не мама. Вот ты.
От удивления я неловко села на стул, он с противным скрипом сдвинулся, из-за чего я потеряла равновесие и грохнулась прямо на пол.
Илья расхохотался. Весело, заливисто, а я не знала, как реагировать. С одной стороны, хорошо, что не плачет, с другой, так больно задницу, несмотря на кучу юбок. Да и надо его приучать, что такое хорошо, и что такое плохо. Прямо как у Маяковского, да.
- Мне больно, - я поднялась, вернула стул на место, аккуратно села. - Падать на пол вовсе не смешно.
С этими словами я принялась открывать тарелки с едой. О, чего там только не было! Какое-то зеленоватое пюре, куски жареного мяса, нарезанные кусочки вполне себе знакомых овощей, фрукты.
- Прости, пожалуйста, - вместо того, чтобы разглядывать блюда, Илья смотрел мне в глаза.
- Я больше не буду смеяться, когда тебе больно.
О, какую он длинную фразу произнёс! Умница!
- Хорошо, я тебя прощаю, - улыбнулась как можно более ласково. - А вообще ни над кем смеяться не надо, если человеку больно.
- Даже над отцом? - он был настолько искренен, что я чуть не расхохоталась, но, конечно же, сдержалась.