Папка оказалась тоненькой: вырезка из газеты, копии двух стенограмм разговора с Крамаром на нескольких страницах, листок бумаги и два незавершенных фоторобота. Один из них, более полный, показался знакомым. На нем было написано карандашом “Зуб”, не то кличка, не то фамилия. На другом стояла надпись “Сова”.
Листок содержал номер телефона, как оказалось, руководителя группы по борьбе с наркотиками. Нужно было расспросить об этих фотороботах Манюню. Михаил оставил стенограммы напоследок и стал читать фельетон, который оказался довольно короткой, но ядовитой, скорее репликой, чем фельетоном. Но, чтобы никто не сомневался, под заголовком жанр был обозначен явно.
В фельетоне вкратце перечислялись известные по старым материалам факты: убийство Ларисы, попытку выкрасть гроб, эксгумацию, беременность, убийство Белостенной-старшей и побег Крамара за границу. Последний факт якобы полностью изобличал Крамара как виновника всех убийств, а хваленый следователь проявляет медлительность и допускает ошибки, граничащие с некомпетентностью. О весьма вероятном знакомстве автора с записью или стенограммой телефонного разговора свидетельствовали две фразы.
Первая: “Разговор иногда напоминал не допрос, а светскую беседу с пассажами на метеорологическую тему”. В этой фразе Манюня подчеркнул слово “иногда”. Позже при чтении стенограмм Михаил обнаружил два места, где упоминалась погода. Они также были подчеркнуты.
Вторая: “Знаменитый следователь опустился до того, что принимал советы беглого преступника поискать в окружении жертвы настоящего виновника”. В этой фразе Манюня подчеркнул слова “настоящего виновника”. Они были во второй стенограмме.
Михаил прочитал стенограмму и понял, что заставить Крамара признаться можно было бы только здесь по горячим следам, пока он не обрел психологическое равновесие. Вероятно, родственники оплатили адвоката, и он с ним хорошо отрепетировал свою “партию”. Крамар сильно выиграл морально в глазах израильской общественности и суда, согласившись на беседу и ответив на все вопросы.
Возможно, есть хоть какие-то бреши в его обороне. Михаил стал читать еще раз.
М (Манюня): Благодарю вас за то, что вы проявили законопослушание и явились по нашему вызову на данную телефонную беседу.
К (Крамар): У меня нет повода прятаться от советского правосудия.
М: Вы остались гражданином СССР?
К: Пока да, но я попросил политического убежища.
М: Мы вам еще не предъявляем обвинение в каких-либо преступлениях. Данная беседа должна рассматриваться как предварительная. Потом, ведь речь идет о событиях, которые квалифицируются как уголовные преступления, а не политические. Своим бегством вы значительно осложнили свое положение.
К: Не думаю. В методах советских правоохранительных органов я усматриваю признаки нарушения прав человека, а это уже политический вопрос. Здесь же я могу рассчитывать на полноценную защиту своих прав. И вам не доказать мою вину за счет косвенных улик. Мне не хочется повторить судьбу Ярмака.
М: Он попал под следствие по вашему звонку, точнее по звонку с вашей подачи.
К: Я обязан был сообщить факт, который узнал. Что вы сделали, я не имею в виду вас лично, с этим фактом, характеризует систему советского правосудия.
М: Мы вернемся позже к данному эпизоду. Теперь я попрошу ответить на ряд конкретных вопросов.
К: Не могли бы вы говорить чуть громче. Вас плохо слышно.
М: У нас очень душно, собирается гроза, и мне пришлось открыть дверь кабинки. Боюсь помешать другим…
К: Мне легче. В кабинке кондиционер.
М: Была ли Лариса Белостенная вашей любовницей.
К: Да, была.
М: Когда вы сблизились? В Японии?
К: Нет раньше.
М: Нельзя ли уточнить.
К: В ноябре.
М: Где вы встречались и встречались ли где-то помимо периодов совместных поездок.
К: Встречались у нее дома.
М: У вас был ключ от ее двери.
К: Нет.
М: Вы знали, что она вам не была верна.
К: Догадывался. Если вы об убийстве из-за ревности, то это исключается. Я о ней знал все еще до нашего сближения. Могу привести факты, но не сейчас, а на суде здесь, если он состоится, в чем я сильно сомневаюсь.
М: Вы дарили ей кольцо с бриллиантом.
К: Да, подарил, когда в январе узнал, что она беременна.
М: Она сама вам сказала о беременности или были объективные данные?
К: Что вы имеете в виду?
М: Она была у врача?
К: Я водил ее к врачу, которому доверяю.
М: Вам придется назвать его фамилию и адрес.
К: Какое это имеет значение. Она ведь действительно была беременна.
М: Мы обязаны проверить ваши показания.
К: Если врач не будет возражать выступить свидетелем…
М: Он обязан. Где вы взяли кольцо?
К: Это кольцо моей жены.
М: Вы его украли?
К: Мы совместно владеем всем нашим имуществом, этот вопрос касается только меня и моей жены.
М: Вы склоняли Ларису к аборту?
К: Рекомендовал. Ребенок помешал бы ее учебе и карьере. На кого бы она его оставила? На бабушку-алкоголичку? Но окончательное решение оставалось за ней.
М: Вы были бы скомпрометированы, то есть у вас были серьезные причины не допустить рождение ребенка.
К: Это не так. Вы прекрасно знаете, что у меня уже был внебрачный ребенок. Иметь ребенка или нет – вопрос решала Лариса и только она.
М: Но она вас шантажировала.
К: Пыталась. Возможно, со стороны это выглядело как шантаж. Деньги я давал ей, а потом ее матери исключительно из сострадания. С ее матерью нас сблизила общая потеря. Признаюсь, в то время я был сильно увлечен Ларисой.
М: Видели ли вы ее в день убийства?
К: Во время зачетного концерта. Ведь есть мои показания в первом деле. Если память мне не изменяет, я давал их вам.
М: Не изменяет. Вы показали, что остались на концерте, так как не все ваши студенты выступили. Но ведь были перерывы. Каким образом вы узнали об этих парнях? Я имею в виду Ярмака и других.
К: Мне рассказала мать Ларисы, а она узнала от какой-то соседки и попросила сообщить в милицию.
М: Теперь это невозможно, ни доказать, ни опровергнуть. Алло, алло… Я вас не слышу.
На этом месте разговор был прерван по техническим причинам. Следующий протокол датирован неделей позже:
М: Наш предыдущий разговор прервался, вероятно, из-за грозы. Сегодня погода позволяет закончить беседу без помех, если не возражаете.
К: Не возражаю. Слушаю ваш следующий вопрос…
М: Когда вы узнали о смерти Белостенной-старшей.
К: Из телепередачи. Дату не помню
М: Что вы делали в день, когда она была убита.
К: Не помню. Нужно посмотреть ежедневник, расписание занятий.
М: Вот видите! Если бы вы были здесь, на этот вопрос легче было бы ответить. И на другие тоже.
К: Отвечу сразу на все ваши вопросы: я ее не убивал.
М: У нас есть свидетельские показания, что в те дни вы побывали у нее дома, по крайней мере, дважды.
К: Она звонила и просила прийти. Я уже говорил, что время от времени помогал ей деньгами.
М: Чем мотивирована такая щедрость? Она вас шантажировала?
К: А вы слышали такие слова “благотворительность”, “сострадание”? Правда, в том обществе, которое вы построили и ревностно охраняете, им нет места.
М: Давайте без моральных категорий. Вы сами были неплохо устроены в обществе, которое критикуете сейчас.
К: Я хорошо устроюсь в любом обществе, это вопрос моих возможностей, а не моего отношения к нему.
М: Вернемся к основной теме. На деньги, полученные у вас, она наняла гробокопателей.
К: Я не имел понятия, на что она собирается их использовать. У вас есть доказательства, что это не так?
М: Вы были у нее в доме в день убийства.
К: Она опять позвонила и мне пришлось уйти с занятий. Меня заменила Александра Давыдовна только на один час. Разве она показала что-то другое?
М: В тот же день вы приглашали Александру Давыдовну в загородный ресторан. Зачем?