— Прости, — говорит она, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Я не хотела, чтобы ты видел меня такой. Я была в этом районе и решила зайти. Он был просто моим другом в колледже, — она смеется сквозь слезы. — Не смотри на меня. Я, наверное, сейчас ужасно выгляжу.
Я ничего не говорю, потому что все еще пытаюсь переварить информацию. В моем мозгу всплывают все открытки, которые я находил рядом с его могилой.
— А ты почему здесь? — спрашивает она после нескольких минут молчания.
Я смотрю на открытку, пытаясь убедить себя, что они были просто друзьями или что, возможно, она ошиблась могилой. Но видя открытку в ее руке, понимаю, что шла она именно сюда. Я вздыхаю и чувствую, как воздух проходит по моим дрожащим губам.
— Я здесь, чтобы навестить его, — я указываю глазами на могилу Оуэна.
С ее розовых губ слетает легкое «ох».
— Ты знал его?
Я ничего не говорю — просто потому, что не могу заставить свои губы двигаться.
— Конечно, знал. В этом городе его, скорее всего, знал каждый.
— Мне жаль, — она делает паузу и тянется к моей руке, но я быстро отстраняюсь от нее. Это движение удивляет даже меня. Я удивлен, как я мог не взять ее за руку.
— Рэм? В чем дело?
Она расстроена. В ее словах звучит боль. Но я ничего не говорю. Чувствую, как мои губы начинают дрожать, — как и в тот день, когда я услышал новости про Оуэна.
— Рэм, это не … Я не … Он был просто другом. Я не хотела тебя расстраивать.
Она снова замолкает, а я не могу перестать думать о ней и Оуэне. Не могу перестать думать о них вместе, об этих открытках. Она любила его. Я знаю, что любила. Она была той единственной, что любила его. Эшли — моя девушка, любовь всей моей жизни — была любовью и всей его жизни тоже.
— Рэм?
Я все еще не отвечаю и смотрю на нее.
— Малыш, откуда ты его знаешь? — спрашивает она.
Я заметил, что она перевернула открытку лицевой стороной к платью.
— Предполагаю, что вы были близки, — говорит она.
Впервые … не знаю, за какое долгое время, я смотрю в эти наполненные слезами глаза и как будто больше не узнаю ее.
— Малыш, — я слышу слово, сорвавшееся с ее губ, и оно обжигает каждую частичку моей души.
— Малыш? — по голосу чувствуется, что она снова плачет. Ее слова звучат прерывисто, словно осколки стекла, — именно это я сейчас чувствую по отношению к нам. Как будто нас посадили в стеклянную колбу, а затем бросили ее на твердую землю и разбили.
Вдребезги.
Она начинает рыдать. Я должен что-то сказать. Я должен сказать ей.
Делаю глубокий вдох и, закрыв глаза, через силу выдавливаю:
— Он был моим братом.
Глава 27
Прошлое
Рэм
— Что? — ее голос хриплый и неровный. — Нет, — говорит она, качая головой, прежде чем я могу сформулировать очередную мысль.
Я застыл. Не могу двигаться. Даже смотреть на нее не могу.
— Нет, — шепчет она, и в ее голосе слышны слезы. — Нет, — повторяет она снова, как будто сама не может в это поверить.
Я все еще не двигаюсь. Чувствую, как бешено колотится мое сердце. До боли. Смотрю на надгробие, на котором высечено имя моего брата. Смотрю на открытку, которую она прижимает к платью. Мой брат любил Эшли Уэскотт. Эшли Уэскотт любила моего брата. Смысл этих слов засасывает меня. Но, может быть, если я отброшу их до того, как они завладеют моим разумом, то все это просто исчезнет в небытие. Я стараюсь думать о чем-то другом. Эшли; первый день, когда я увидел ее в продуктовом магазине; ее улыбка — такую же улыбку она, наверняка, дарила Оуэну … Я не могу этого вынести.
Я поворачиваюсь в сторону выхода с кладбища и просто ухожу. Она не окликает меня. Хотя вряд ли я бы услышал ее. Такое ощущение, что я ослеп, оглох и ничего не чувствую. Черный железный забор, ограждающий это место, держит меня в ловушке. Небо, земля, могилы — все это душит меня. Я просто должен выбраться отсюда.
Не так быстро, как хотелось бы, я добираюсь до своего грузовика. Хватаюсь за ручку двери, но не открываю. Вместо этого прислоняюсь спиной к металлическому боку машины и сползаю вниз, опускаясь на корточки. Через ткань брюк ощущаю бедром лежащую в кармане коробочку с кольцом, и она посылает через все мое тело невероятную боль. И еще я чувствую онемение и беспомощность. Я шел сюда с намерением сказать моему брату, что хочу сегодня просить любовь всей моей жизни выйти за меня замуж. А теперь такое чувство, будто я пытаюсь удержать в кулаке воду, а моя мечта медленно утекает сквозь пальцы.
Я обхватываю лицо руками. Тело не подчиняется мне. Я словно снова теряю Оуэна, потому что теряю Эшли Уэскотт — единственного человека на земле, который мог знать его лучше, чем я. Теперь все понятно. Чем больше я получал от нее, тем больше забирал у него. И если бы все это осталось тайным, она могла бы заполнить ту часть моего сердца, которую он забрал с собой. Но теперь я все знаю … Теперь я знаю … Я не могу. Я не могу быть с ней.
— Я не могу. Не могу. Не могу.
— Рэм.
Я слышу ее голос и убираю руки от лица. Она стоит передо мной, качая головой. Слезы градом катятся по ее щекам и капают на грудь.
— Я не могу, Эшли, — я поднимаюсь на ноги и поворачиваюсь к машине. Не могу даже посмотреть на нее.
— Я не … — начинает она, но потом замолкает. — Я не знала. Почему я не знала? Рэм, почему я не знала? — умоляет она.
Я прилагаю чертовски много усилий, борясь со слезами, и потираю ладонью шею.
— Все знают, Эшли. Ты не должна смотреть так строго.
— Так вот почему ты никогда ничего не говорил? Поэтому никто здесь не говорит о нем? Все! Они говорят обо всем на свете, но никто никогда не говорит ни слова о нем.
Я чувствую, как мой взгляд медленно перемещается в ее сторону.
— Хочешь верь, хочешь нет, — мне удается справиться с волнением, — есть некоторые вещи, которые считаются запретными в этом городе … И это — в их числе.
А потом, несмотря на все мои усилия, мой взгляд скользит по ней, и сердце чуть ли не разрывается пополам.
— Прости, Эшли.
Я хватаюсь за ручку и открываю дверь.
— Что? — она качает головой. — Куда ты собираешься?
Я тяжело и протяжно вздыхаю.
— Эшли, — говорю я самым спокойным и ровным голосом, на который только способен.
— Я буду бороться за тебя, — я останавливаюсь и исправляюсь: — Я бы боролся за тебя до скончания дней.
Не могу больше смотреть в ее печальные глаза, поэтому перевожу взгляд на землю под ногами, после чего продолжаю.
— Но я не стану соперничать. Я не буду соперничать из-за тебя с моим братом — моим покойным братом.
И после этого между нами воцаряется тишина. Это похоже на затишье перед бурей.
— Соперничать? Рэм! — она выкрикивает эти слова, но я, несмотря на это, сажусь в машину. И сижу там несколько секунд, уставившись на руль. Неужели это происходит на самом деле?
— Рэм! — она кричит громче, ее голос пронизан болью. Мои глаза наполняются слезами. Я не могу оставить ее в таком состоянии. Черт, не могу оставить ее так. Но она принадлежала Оуэну. Она принадлежит Оуэну. И она все еще любит его. Я не могу больше встречаться с ней.
Я завожу машину.