— Наверное, мне следовало предупредить тебя, — говорю я, входя внутрь.
Он качает головой.
— Неа. Ураганы никогда не предупреждают. Эшли не нуждается в предупреждениях.
Моя нервная улыбка становится чуть менее напряженной.
— Хочешь, посидим снаружи? — спрашивает он. — Такой хороший день.
Я киваю.
— Конечно.
Я следую за ним на веранду, и он жестом приглашает меня расположиться на качелях. Я так и делаю. Он садится на стул напротив. Выглядит так, будто не брился неделю. Волосы длиннее, чем обычно, джинсы потертые и рваные. И его кожа: лицо, руки, части ног, просвечивающие через дырки в штанинах, — все это по-прежнему темно-загорелое от долгого жаркого летнего солнца. Он прекрасен. Но я стараюсь не думать об этом.
— Могу предположить, что ты получила мой ответ? — спрашивает он.
Я смотрю на него.
— Да. Ты можешь это предположить.
Я опускаю взгляд на свои руки, лежащие на коленях. Я сцепила их так крепко, что пальцы покраснели. — А я могу предположить, что ты прочел книгу?
Он просто кивает и улыбается.
— Да. Ты можешь это предположить.
На секунду его взгляд останавливается на мне. Затем он смотрит на что-то под ногами, после чего возвращает внимание ко мне.
— Это хорошая книга. Хотя, думаю, я могу быть немного необъективен.
— Да, — соглашаюсь я, пытаясь не улыбаться, — возможно.
Проходит несколько тихих мгновений, когда не слышно ничего, кроме пения птиц. Мой взгляд скользит по темному пятну на половице. В голове роится миллион слов, но я не могу составить ни одного предложения.
— Ну, думаю, ты все-таки нашла свой сюжет.
Тут же мои глаза находят его.
— Да, — говорю я, кивая, — думаю, что нашла.
И это все, что я произношу, но не все, что хочу сказать, потому что это не совсем правда. Вся правда заключается в том, что я написала книгу, потому что мне надоело смотреть, как пересыпается песок в песочных часах. Я хочу сказать ему, что написала книгу, потому что теперь мне известно — все, оставленное недосказанным, ломает нас сильнее всего. Хочу сказать, что написала ее, потому что сломлена. Хочу сказать ему, что наша судьба, возможно, предрешена заранее — возможно, навсегда и без нашего ведома — но мне необходимо быть уверенной в этом. Я хочу сказать ему, что все еще нуждаюсь в завершении. Я хочу сказать ему все это. Но не говорю.
— Рэм, — вместо этого говорю я. — Я здесь потому, что хочу сказать тебе кое-что.
В течение нескольких минут он не произносит ни слова. Даже не двигается. Даже не моргает. И, клянусь, в этот момент мое сердце практически перестает биться. Но потом, наконец, он кивает и бормочет:
— Хорошо.
У меня вырывается тревожный вздох.
— Я … — начинаю я, но потом останавливаюсь, чтобы собраться с мыслями. — Я хочу сказать, что сожалею о том, что никогда ничего не рассказывала. Не знаю, почему держала это в секрете. Это было моей ошибкой, — я снова нахожу взглядом то темное пятно на полу, прежде чем вернуться к его глазам. — Я не ожидала влюбиться здесь, — я делаю паузу, пытаясь усмирить поднимающуюся в груди боль. — Думаю, все слова, которые я никогда не говорила, в конечном итоге убивали меня — и это было довольно больно. И, думаю, я поняла это, когда действительно влюбилась, — продолжаю я. — Я боялась тебе сказать, потому что знала, что вы должны были быть знакомы … некоторым образом. Но еще я, думаю, все же молилась, чтобы в этой безумной вселенной оказался малюсенький шанс на то, что вы друг друга не знали.
Я пытаюсь прочитать выражение его лица, но не могу. И это пугает меня. Я практически всегда могла прочитать его мысли.
— Эшли, — говорит он спокойным размеренным тоном, — я … я не сержусь, что ты держала это в секрете. Я имею в виду, может быть, поначалу, но … — он смотрит вниз на ноги, а затем обратно на меня. — Но я понимаю.
Я наблюдаю, как он поправляет кепку.
— И я не имел в виду то, что говорил, — что я никогда тебя не любил, — продолжает он. — Я просто подумал … Я просто подумал, что это поможет тебе быстрее возненавидеть меня.
— Ненавидеть тебя? Почему ты хотел, чтобы я тебя ненавидела?
— Не знаю. Я только что узнал, что ты была влюблена в моего брата. Просто … просто я подумал, что ты тоже в шоке, и предположил, что тебе хотелось бы уехать. Я думал, что для тебя так буде проще. Я просто … я просто не понимал, что делать.
— Рэм, — говорю я и делаю паузу, втягивая воздух. — Мне действительно нравился твой брат. И да, возможно, на каком-то уровне … — я чувствую, как мой взгляд переходит на деревья, пока мы слова затихают. — Может, на каком-то уровне я любила его.
Он ерзает на своем стуле, и это возвращает к нему мое внимание. Я знаю, что ему неудобно, но он выслушает все — на этот раз.
— Когда мне был двадцать один год, в течение четырех месяцев мы проводили вместе довольно много времени.
Он выглядит так, словно его напряжение растет. И не знаю, зачем делаю это, но я кладу свою руку ему на колено. К счастью, он позволяет это.
— И да, он был вспыльчивым и скрытным, загадочным и тихим — в общем, таким, каким и был. Я знаю, тебе это известно не хуже моего.
Кажется, он немного расслабляется.
— Он был совсем не таким, как ты. Но я все думаю … что-то я увидела в нем.
Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.
— Рэм.
Он смотрит мне в глаза, как будто впитывает каждое мое слово.
— Я увидела тебя … в нем. В нем была часть тебя, которую он словно носил с собой. Он никогда не говорил о своей семье. Я спрашивала, и он словно застывал. Думаю, он скучал по вам, ребята. Наверное, он в тайне тосковал по дому — по этому месту. Хотя и никогда не говорил, но могу сказать, что он любил все здесь. И пусть он никогда не говорил конкретно о тебе, я знаю, что он любил тебя.
Я замечаю, как его кадык прыгает вверх-вниз, и сжимаю его колено.
— Рэм, в нем была часть тебя. Это была лучшая часть, — я стараюсь не заплакать, но у меня не очень хорошо получается. — И я думаю, что просто пыталась найти в нем больше от тебя.
Он сглатывает, и, кажется, я замечаю, что его плечи немного расслабляются. А тем временем цикады вокруг нас начинают выбивать свой мягкий медленный ритм.
— Но я никогда не любила его так, как тебя, — говорю я. — И, честно говоря, думаю, это было взаимно. Наверное, мы были просто связаны общей нитью. И я считаю, что эта нить — ты.
Небольшая улыбка появляется на моем лице.
— Это был ты, Рэмингтон Джуд. Мне суждено было найти тебя. И, видимо, Оуэн был предназначен для того, чтобы привести меня к тебе.
Он удерживает взгляд на моих глазах, но его губы не двигаются.
— Рэм, я могла бы полюбить его. Но я никогда не была в него влюблена.
Он молчит. Могу догадываться, что он обдумывает это. Его глаза прикованы теперь к чему-то под ногами.
— Рэм? Что на самом деле у нас пошло не так?
Он смотрит на меня.
— Ты имеешь в виду, кроме всего этого?
Я тихо смеюсь, но не отрываю от него глаз.
— Ты действительно так считаешь? — спрашиваю я. — Ответ?
Он кивает.
— Конечно, я так считаю, — в его словах звучит боль. Я не хотела делать ему больно. Мне просто нужно было знать.
— Эшли Уэскотт, — он произносит мое имя и отводит взгляд. Я вижу, как его язык нервно движется по внутренней стороне губ. Через мгновение его глаза возвращаются к моим. — Я любил тебя больше, чем когда-то мог себе представить полюбить кого-то в этой жизни, — он замолкает на секунду. — Я так сильно любил тебя, когда ты ушла. Я потерял себя. Я забыл, кто я, — он начинает тихо посмеиваться. — Я даже больше не знал, какой хлеб нужно покупать. И я не знал, что мне нужно делать в понедельник вечером. Я не знал, что мне делать с пустым пассажирским сиденьем. Черт, я даже не знал, какую выпивку должен заказать в том непонятном кафе в Парквилле.
— Ты ходил туда?
— Да, один раз. Но я был поставлен в тупик всеми этими названиями, которых не знаю, и ушел.
Я прижимаю ладони к губам, стараясь не рассмеяться, хотя мое сердце разрывается из-за него.
— И, Эшли, — продолжает он, не давая мне вставить ни слова, — в общем, я словно забыл, как мне жить … без тебя.
Слезы мгновенно заструились по моим щекам. Даже не знаю, откуда они взялись, и я совсем не пытаюсь остановить их.
— Почему ты не сказал мне об этом?
Он, кажется, тоже пытается сдержать слезы.