— Потому что ты и так знала.
— Нет, — качаю головой я, — нет, если бы я знала …
— Ты знала, — шепчет он. — Я просто слишком сильно ранил тебя за это знание.
Очередная предательская слеза сбегает по моей щеке, а за ней еще одна, и еще… Я быстро смахиваю их тыльной стороной ладони. А потом он тянется через пространство, разделяющее нас, и проводит пальцами по моей щеке, стирая соленые влажные дорожки. И наступает момент — момент, когда он смотрит мне в глаза, момент, о котором, клянусь, я могла бы только мечтать, если бы не знала, что бывает еще лучше.
Но потом все исчезает, как туман от солнечного света, и он снова садится на свой стул.
— Прости, — говорю я, смахивая последние слезы. — Я просто … это приятно слышать, — на мгновение я опускаю взгляд, но потом, столь же быстро, снова окунаюсь в море его глаз. — И я пойму, если для тебя это слишком, потому что он был твоим братом … Я просто … приехала извиниться перед тобой.
Он ничего не говорит, его глаза прикованы к моим, и от этого я нервничаю. Я ничего не могу с собой поделать, и опускаю взгляд в пол. В его глазах так много всего — слишком много того, чего я не могу прочесть, не могу понять. Но, спустя мгновение, я чувствую, как мой взгляд возвращается к нему. Это похоже на сумасшествие: его глаза сейчас как будто плетут паутину от него ко мне. Я не могу отвести взгляда. Он не должен понять, что на самом деле я и не хочу отводить от него взгляд — никогда.
Но потом что-то меняется. Внезапно пространство вокруг нас заполняется монотонным жутким гудением. Это цикады. Они плачут.
Звук заполняет мои уши. Я хочу отгородиться от него, но не могу. А потом неожиданно я вижу это. Это словно бегущей строкой промелькнуло в его глазах.
Наша судьба предрешена.
Мое сердце падает на самое дно, пока я с волнением подыскиваю слова.
— Я, наверное, пойду, — говорю я, мой голос начинает дрожать.
Глядя неуверенно, он кивает. Напряжение висит в воздухе, и я ненавижу это, но не знаю, как избавиться от него. Встаю и пытаюсь улыбнуться, но не думаю, что он купится на это.
— Было приятно снова увидеть тебя, Рэм.
Он тоже встает, но все-таки просто кивает.
— Все в порядке, — шепчу я себе.
А затем поворачиваюсь, чтобы уйти.
Глава 36
Настоящее
Рэм
— О, — говорит она, останавливаясь и поворачиваясь ко мне, — чуть не забыла.
Она запускает руку в карман джинсов и что-то достает.
— Я знаю, ты действительно доверил мне это, хотя никогда не запирал двери, — она пытается улыбнуться, но это только видимость. — Но это для меня действительно много значило — твое доверие,— она смотрит на ключ, а потом на меня. — В мире есть совсем немного вещей, которые не должны восприниматься как должное. Это — одна из них.
В одно мгновение мое дыхание перехватывает.
— Что ты сказала? — спрашиваю я.
Я вижу, как тоненькие морщинки образуются на ее лбу.
— Твой ключ, — говорит она, снова указывая на него глазами. — Прости. Я понятия не имела, что он все еще у меня.
— Нет, — говорю я, качая головой, — не это.
Понимаю, что это прозвучит безумнее, чем сейчас, в январе, звук грозы. Но все, о чем я могу думать, это о том дне — одном дне почти вечность назад, когда Оуэн сказал мне то же самое. Даже не понимаю, как вспомнил об этом. Он сказал: «В мире есть немного вещей, которые просто не должны восприниматься как должное. И это — одна из них».
Знаю, что это звучит безумно, но во мне вдруг стало разливаться какое-то умиротворение.
Это твой знак, Оуэн?
Я пытаюсь очнуться от своих мыслей, а Эшли смотрит на меня, словно не понимая, должна ли она остаться и помочь мне или просто спастись бегством.
— С тобой все в порядке? — спрашивает она.
— Да, — говорю я, пытаясь как можно скорее прийти в себя. — Я в порядке.
Я дарю ей широкую улыбку, и, могу сказать, что она не знает, как это понимать.
— Ну, хорошо, — говорит она, — я, хм, пойду тогда … наверное.
Она снова поворачивается, чтобы уйти.
— Эшли, подожди, — я протягиваю руку и хватаю ее за локоть, вынуждая повернуться ко мне. Возможно, все немного поздно, но я не могу бороться с этим. Я смотрю в ее светло-зеленые глаза. До меня не доходит, что я делаю, но потом я совершенно ясно это осознаю.
Минуты тикают, а мы все еще смотрим в глаза друг другу. В сгустившемся воздухе витает сомнение, ее лицо ничего не выражает, и я понятия не имею, о чем она думает. И понятия не имею, что она чувствует. Но это ее глаза. И в них есть нечто, дающее мне надежду. Наконец, я открываю рот.
— Итак, каковы же тогда причины? — спрашиваю я.
— Причины? — переспрашивает она, и на ее лбу снова появляются морщинки.
— Да, — говорю я, делая шаг к ней, и мы оба опускаем головы.
Сейчас мы настолько близко, что я чувствую знакомый сладковатый запах ее духов. Это пробуждает воспоминания о ее мягких губах, о вкусе ее кожи. Это возвращает меня к тем прохладным ленивым утренним часам и долгим жарким летним дням. Я вдыхаю все это и пытаюсь удержать в своих легких.
— Причины, по которым мы не можем быть вместе, — говорю я.
И точно так же, как и я, она изучает меня взглядом.
— Прошел год, — продолжаю я, — и я не смог придумать ни одной.
Сначала я наблюдаю за ее дыханием. Слушаю его. Я почти чувствую, как ее грудь двигается вверх-вниз при каждом вдохе, но почему-то не могу определить, нормальное оно или ускоренное.
— Ты замужем? — спрашиваю я.
Целую секунду она молчит, а потом, по-прежнему глядя мне в глаза, тихо отвечает:
— Нет.
— В отношениях? — спрашиваю я.
Она медленно качает головой и шепчет:
— Нет.
— Ты разлюбила меня?
Она резко вдыхает и переводит взгляд с меня на какую-то точку вдалеке.
— Эшли, — говорю я, возвращая себе ее внимание, — ты разлюбила меня?
Проходит долгий миг. Ее грудь приподнимается, а потом она медленно выдыхает.
— Нет, — шепчет она. — Нет, — повторяет она снова, быстро взглянув вниз, а затем снова смотрит мне в глаза. — Я все еще люблю тебя, Рэм.
И со следующим ударом сердца мои руки уже вокруг нее. Я осторожно прижимаю ее голову к своей груди и просто удерживаю так. Держу ее очень крепко. Хочу, чтобы она поняла, что ее место — в моих руках. И оно останется таким до конца наших дней. И я не могу не заметить, что это не ощущается ни странным, ни неправильным. Это ощущается просто справедливым. И вот уже мои губы на ее лбу. Я чувствую боль, горящую в моем горле и говорящую о том, что Оуэн подал мне свой знак. Все это похоже на сон. А я молюсь, чтобы это было наяву.
Чувствую свой голос глубоко внутри еще до того, как слышу собственные слова.
— Ты никогда не теряла меня, мисс Уэскотт. Я всегда был здесь. Я всегда был здесь, просто… ждал.
Ждал знака.
Я сжимаю крепче свои объятия и касаюсь губами ее волос.
— Я твой, Эшли. Всегда был твоим.
Глава 37
Пять месяцев спустя
Рэм
— Расскажи что-нибудь о моем брате.
Сейчас середина мая. Голова Эшли покоится на моих коленях. Солнце опускается к линии горизонта, оставляя после себя поток ярких красок. И кажется, будто мир медленно погружается в сон.
— Ты помнишь легенду о том, почему плачут цикады? — спрашивает она.
— Да.
— Он рассказал мне ее однажды. Мы тогда учились в колледже.
Я улыбаюсь и позволяю себе на минуту погрузиться в ее слова.
— Я помню, как сказал тебе, что забыл, от кого слышал эту легенду, — каюсь я. — Но я помнил.
И помню.
Она смотрит мне в глаза.
— Он рассказывал ее, когда мне было семь, — продолжаю я и смахиваю волосы с ее лица. — Мама говорила, что это была любимая легенда его отца. И, думаю, поэтому стала его любимой, — я перестаю улыбаться. — А потом и моей, потому что нравилась ему.
На мгновение мы оба замолкаем, и я глажу кончиками пальцев нежную кожу ее живота — ту часть, которая не прикрыта футболкой.
— Он говорил, цикады желают того, что есть у нас, — говорит она, словно цитирует его слова. — Они хотят чувствовать радость в душах, боль в сердцах, слова на губах — даже если эти слова исчезнут, в конце концов, навсегда.