— Извините, мне очень жаль, — говорит она торопливо.
От звука ее голоса мое сердце колотиться, все мысли улетучиваются.
И только стою и жду, жду, когда она повернется ко мне, но я уже догадался, кого я увижу.
Один Миссисипи.
Мое сердце готово вырваться из груди.
Два Миссисипи.
Секунды ощущаются как года. И в то же время, я не могу дышать.
Три Миссисипи.
Наши взгляды встречаются, и она удивленно ахает.
— Рэм.
Непонятно, вопрос это или утверждение. Я как будто бы онемел, даже не могу пошевелить губами. Она фиксирует сумку в вертикальном положении и скрещивает руки на груди
— Эм… Эм... Привет, — наконец-то я могу выдавить из себя хоть слово.
Один Миссисипи.
Два Миссисипи.
— Как твои дела? — спрашивает она искренне, как будто на самом деле это ей интересно. И, наверное, это ранит меня больней всего.
Я глубоко вздыхаю, так как задерживал дыхание последние несколько секунд. Затем выдыхаю и стараюсь изобразить улыбку.
— Я хорошо, — киваю головой. — Как ты?
Она тоже кивает, прежде чем ответить.
— Хорошо.
Удушающая тишина сгущается между нами, только лишь наши взгляды остаются прикованными друг к другу. Это длится слишком долго. Это ощущается недостаточным, но мое сердце, кажется, вырывается из груди, а я изо всех сил пытаюсь сдержать его внутри.
— Хорошо, — повторяет она, опуская взгляд и в то же время теребя рукой свой пиджак.
— Встреча? — спрашивает она, бросая взгляд на табло расписания полетов, где указан Остин.
— Да, — просто отвечаю я.
Она кивает головой, будто заранее знала мой ответ.
Смешно, а я ведь представлял нашу встречу снова. Я делал это очень часто. Это случалось в течение дня или ночью, когда казалось, что весь мир спал. Я представлял себе нашу встречу так много раз. Это всегда представлялось мне в людном месте. Она увидела бы меня, а я увидел бы ее, и мир вокруг нас остановился бы и рухнул, как плохо закрепленная плитка на стенах, оставляя нас наедине. Мне всегда казалось, что мы знали, что эта встреча неизбежна, мы оба понимали, что встретимся вновь, только не знали точно день и час. Мне представлялось, что когда мы впервые увидимся после долгой разлуки, наши глаза встретятся, и вся боль уйдет, будто ее и не было. Эшли улыбнется мне, и я улыбнусь ей в ответ. И мы будем вспоминать о нашей первой встрече или о нашей ночи на Солнечной площади. А затем мы посмотрим друг другу в глаза и пообещаем без слов, что в этот раз у нас все получится.
Сейчас все эти мысли смешны. И где-то глубоко притаилась боль, которая наложила отпечаток на светлые чувства при встрече. Я догадываюсь, что не смогу сказать ни слова. И в моих мечтах не было слова «Работа», мы не говорили о работе.
— А ты? — спрашиваю я. — Почему ты летишь в южную сторону?
— Я... живу в Лэйквей сейчас. Это недалеко от Остина. Я подумала, что могу работать поближе к моей бабушке, чтобы приглядывать за ней, — она поднимает голову и мягко смеется. — Но, думаю, что это она приглядывает за мной.
Я сдержано улыбаюсь, но что-то продолжает сжимать сердце у меня в груди. Я не знаю, почему, но то, что она живет в Техасе сейчас, ударило по мне очень сильно. Наверное, потому, что я понял, что не являюсь больше частью ее жизни. Я даже не знал, где она жила.
— Я навещала своих друзей здесь, — добавляет она
Это тоже ударяет по мне — я не являюсь ее другом, которого бы она хотела навестить. И я не знаю, каких друзей она навещала. Ее друзья раньше были нашими общими друзьями. Хотя, конечно, она могла завести новых друзей за этот год. Я киваю головой.
— Ты продолжаешь жить в Аве? — спрашивает она.
— Да, — отвечаю я, хватаясь сзади за шею, наверное, это нервная привычка.
Она задерживает дыхание, словно набираясь сил.
— Как все?
Опять она спрашивает, будто бы ей не безразлично. Почему она так себя ведет? Я пытаюсь не представлять ее рядом со старым кленом, смотрящую мне в глаза и говорящую мне, как сильно она меня любит. И то, что она так себя ведет сейчас, не помогает мне избавиться от наваждения.
Очередь вдруг начинает двигаться вперед, и я замечаю, что уже образовалось значительное пространство между мной и человеком впереди.
Эшли улыбается и опускает руку на ручку сумки.
— Они в полном порядке, — с трудом говорю я. — Уверен, что все по-прежнему с тех пор, как ты нас покинула.
Я замечаю, как дрогнула ее челюсть от быстрого вздоха после моих последних слов. Я не хочу ее ранить, но факт остается фактом — она ушла очень быстро. Никто не уходил из наших мест, и уж точно они все делали медленно. Но, возможно, я бы тоже ушел также быстро, если бы был на ее месте.
Очередь двигается слишком быстро, я встаю перед стройной женщиной в форме авиакомпании, проверяющей билеты. Она приветливо улыбается мне, и я учтиво улыбаюсь ей в ответ, передавая свой посадочный талон.
Она его сканирует, и я медленно вливаюсь в новую очередь в посадочном туннеле.
Люди передо мной вдруг останавливаются, и я оглядываюсь посмотреть на Эшли. Она в этот момент подает свой билет для сканирования. И через мгновение уже присоединяется ко мне.
— Это весь твой багаж? — замечает она, складывая руки на груди.
Я смотрю на свой рюкзак, который без усилия удерживаю кончиками пальцев.
— Я с некоторых пор стараюсь не тратить время на получение багажа.
Она смеется, опуская свою голову.
— Я тоже.
Я вздыхаю и смотрю на ее небольшую сумку. Сегодня я бы не возражал ждать свой багаж, если бы она была рядом. Черт, мне не следует думать об этом.
— Какое у тебя место на билете? — спрашивает она.
Впервые за сегодняшний день я смотрю на свой билет, так как до этого момента мне было все равно, где я буду сидеть.
— 15С, — говорю я.
— У меня 11, — она смотрит вниз на билет, — 11А.
Эшли переводит взгляд на меня, и что-то мелькает в ее глазах. Что-то недосказанное, и я отдал бы все, чтобы узнать, что именно.
— Знаешь, если место рядом со мной будет свободным, ты мог бы сесть там, — предлагает она очень мягким и не слишком уверенным тоном.
Я киваю и улыбаюсь.
— Хорошо, договорились.
Она прикусывает свою нижнюю губу, а я начинаю молиться, чтобы место возле нее не было занято.
— Прошло так много времени, — произносит она, возвращая меня из своих мыслей.
— Да, — соглашаюсь я. — Ты по-прежнему работаешь в издательстве?
Она кивает.
— Да, я и сама стала немного писать, — говорит она, улыбаясь шире.
— Правда? — переспрашиваю.
— Правда, — отвечает она, теребя свой пиджак. — Совсем немного.
— Здорово, — говорю я. Это неожиданно, но я очень рад за нее. — Это же классно!
Все опять весьма быстро начинают двигаться на посадку, и вот мы уже стоим перед входом в самолет, и стюард вопросительно смотрит на меня. Я подаю свой посадочный талон и продвигаюсь по заполненному салону. Восемь. Девять. Десять. Одиннадцать.
Черт. Два парня уже сидят на одиннадцатых местах. Я оглядываю их — два молодых симпатичных парня, примерно нашего возраста. Я сразу же начинаю ревновать ее к ним, не знаю, почему, ведь она больше не моя. Я останавливаюсь и помогаю Эшли положить ее сумку в багажный отсек. Я стараюсь вести себя как обычно, и в то же время пытаюсь встретиться взглядом с парнями — им не нужно знать, что она больше не моя.
— Спасибо, — благодарит она.
Я киваю.
— Ладно, — говорит она, глядя на свое место, — в случае, если мы больше не увидимся после посадки.
Она останавливается, и опять что-то появляется в ее глазах. Я должен сказать что-нибудь, должен был пригласить ее в ресторан на обед.
И в это время парень позади нас громко кашляет, намекая, чтобы мы освободили проход, и я недовольно смотрю на него.
— Хорошо, если я не увижу тебя позже, — начинает она снова, — я была очень рада увидеть тебя вновь, Рэм.
В последний момент я останавливаю слова, уже готовые вырваться, и просто говорю:
— Да, я тоже был рад тебя увидеть.
Она улыбается мне и садится в свое кресло. И после еще одного глубокого вдоха я заставляю свои ноги двигаться дальше по проходу к своему месту.
Возле окна сидит женщина с ребенком. Я сажусь в свободное кресло и тупо смотрю перед собой, обдумывая то, что только что произошло.
Я не видел Эшли Уэскотт больше года, это первая наша встреча.