В желтых глазах промелькнула несмелая улыбка, но в этот момент очередная толика драконьей ярости одолела Одже, и он снова заскреб когтями пол; а Беате показалось, что он сердце ее на части распорол. Если бы она только могла к нему прикоснуться! Обнять, погладить! Прижаться губами к этой невероятной и такой ненавистной чешуе! Одже наверняка стало бы легче! Да только сам он ни за что не приблизится в страхе причинить ей вред. Тут даже…
— Если все искры соберет и глупостей не наделает, Огненный камень возродится, — громыхнул Энда, перекрывая новый стон Одже, но Беате было наплевать на всех богов на свете.
— Пустите! — выдохнула она. — Туда, внутрь! К нему!..
Одже вздрогнул, отпрянул, замотал головой, умоляюще на Божественную Триаду уставился. И тут же сполз по стене, забился от бесконечной пытки.
— Если он перестанет владеть собой, перекусит — и не заметит, — скучно сообщил Энда, как будто Беату это интересовало.
— Он не перестанет! — мотнула она головой и поймала взгляд желтых глаз. — Я знаю, — сказала она одному лишь Одже. — Давно.
Он попробовал было возразить, но проклятая искра оборвала эту попытку. Беата в ярости дернула решетку за прутья и тут же поняла, что они растворились под ее пальцами, образовав большое отверстие. Беата не медля проскользнула внутрь и бросилась к Одже. Он изогнулся, стараясь справиться с болью, и Беата не выдержала. Обхватила его за шею, уткнулась лицом чуть ниже клыкастой пасти и принялась бормотать какие-то глупости.
Думала заговорить о его достоинствах, чтобы придать сил, а вместо этого припомнила все обиды, выложив как на духу потаенное. И как боялась, что он счел ее толстой и не захотел иметь дел. И как ждала его объятий вместо платка этого глупого. И как провоцировала его раз за разом, надеясь, что Одже наконец не сможет перед ней устоять. И как хотела, чтобы он выиграл состязания и сам — сам! — пришел за обещанной наградой! И…
— И не нужен мне никто, кроме тебя, балбес бессердечный! — Беата с каждым его содроганием лишь крепче сжимала объятия, а Одже дышал все тяжелее, впиваясь когтями в камень, чтобы не задеть ее в момент очередного приступа боли, и только крутил головой, а потом прижимал ее на мгновение к Беатиной макушке и давал ей силы говорить дальше. Даже с таким Одже было тепло. Даже таким он пытался защитить ее и позаботиться о ней. Даже сейчас… — Да если бы я…
Одже захрипел, приняв еще одну искру, выгнулся — нехорошо, закостенело, — и вдруг обмяк, затих. Голова упала на пол, лапы расслабились.
Беата окоченела.
— Последняя… — с каким-то восторгом прошептала Ивон, и Беата все поняла. Одже выдержал. Собрал весь их огонь. Впустил его в душу. И сжег себя изнутри.
И теперь…
— Я люблю тебя! — совершенно безнадежно выкрикнула она и вдруг вцепилась в драконьи щеки, затрясла неподвижную голову, ударяя ее о землю. — Не смей умирать, слышишь! Ты нужен мне! Ты давно мне нужен! Я не могу без тебя! Балбес несчастный! Не смей!..
— Теперь не посмеет, — негромко скрипнул смутно знакомый голос, но не он образумил Беату. Беснующийся огонь в хрустальной груди неожиданно притих, потом закрутился, собираясь в единый шар, уплотняясь, вспыхивая, поглощая отбившиеся искры, и наконец застыл ослепительно-красивым багряно-красным камнем.
Беата завороженно смотрела, как этот камень вышел из драконьей груди, не встретив на пути никакого сопротивления, и поднялся вверх, притягиваемый божественной силой.
— Балбес? — прозвучал возле ее щеки слабый, но такой родной голос. Беата вздрогнула и зажмурилась на мгновение, но руки уже почувствовали человеческую шею, теплую кожу… любимого упрямца, вернувшегося к ней с того света.
— Бессовестный! Бездушный! Безмозглый! — от всей души выдала Беата и вдруг неслышно охнула, ощутив у своих губ горячее дыхание. Замерла в ожидании. Слышал, знает. И опять медлит, опять дает ей возможность отступить. Да неужели… — Неисправимый!..
— Я так тебя люблю! — выдохнул Одже и отчаянно прижался губами к ее губам…
Глава тридцать седьмая: Три желания
Одже целовал, не веря самому себе и, кажется, теряя последний рассудок. Грудь все еще ныла от невозможного количества драконьей ненависти, однако сейчас ее наполнял совсем другой огонь. Жгучий, пугающий, но такой животворящий! Он согревал каждую клеточку его тела, даря ощущение полного, совершенно нежданного счастья, а Беата не отталкивала, не отстранялась, а только сжимала до боли его волосы и сама подставляла губы.
Богини, это было в тысячу раз лучше, что в самых смелых мечтах!
Одже не помнил ни о том, где находится, ни о том, кто наблюдает за их нежностями. Значение имела только Беата и ее отношение. И нежные девичьи губы, от вкуса которых Одже на самом деле дурел. В голове шумело, заглушая мысли и оставляя только ощущения, и Одже никак не мог остановиться, отказаться, усомниться хоть на секунду. Сердце давно забыло, где его место, колотясь в таком же безумстве, какое охватило и Одже, и Беата наверняка его слышала. Но и Одже слышал стук ее сердца — столь же восхитительно неспокойный. Неужели ей тоже было хорошо с ним? И не отвращали ни его прикосновения, ни его объятия, ни он сам после всего того, что она видела?