Никита даже не подозревал, что мама друга может быть иной.
Сегодня же на кухне хозяйничала совсем другая женщина. Оксана Семёновна словно перешагнула какой-то невидимый рубеж и перешла на новый виток жизни. Тонкие волосы, старательно выкрашенные в светлый, чуть рыжеватый цвет, были завиты в некое подобие локонов, но главное, с её лица не сходила счастливая улыбка. Почему-то именно эта улыбка заставила Никиту вздрогнуть.
Кухня щекотала ноздри ароматами наваристого куриного супа и котлет. Вынимая из пакета бутылку «Пепси-колы», сырокопчёную колбасу и кусок голландского сыра, купленного в дорогом ночном супермаркете, Никита бросал косые взгляды на большую фотографию Валеры, стоявшую на столе. Он помнил это фото в первичном виде. На нём были изображены Володя и Валера в тот день, когда уходили в армию. Лысые, лопоухие, счастливые. Маленький чёрно-белый снимок, который Валерка, вместе с остальными фотографиями носил в своём «семейном» альбоме. Теперь фотография была обрезана и лицо Валеры увеличено так, что изображение потеряло чёткость. Глядя, как женщина кладёт на стол четыре прибора, Никита переглянулся с Володей. Для кого предназначен четвёртый прибор, он понял сразу. И так же сразу понял, почему друг боялся идти в гости к матери один.
–– Давай, Никита, твою тарелку, – весело щебетала Оксана Семёновна. – Ешь, пока горячий. Вас ведь не дождёшься в гости. Вечно занятые. Спасибо, хоть Валерочка меня не оставляет. Володенька, нарежь хлеба. Ты же знаешь, что Валера без хлеба не ест.
Глядя, как Оксана Семёновна поставила рядом с фотографией сына тарелку супа, Никита успокаивающе сжал локоть друга. Под кожей щёк Володи перекатывались крупные колючие желваки, одеревеневшая рука набирала ложку супа, несла её ко рту и пыталась засунуть в сведённые судорогой губы. За столом повисло неловкое молчание. Залпом выпив стакан «Пепси-колы», Никита, снова поднял глаза на фотографию Валеры. Да, тот даже пельмени ел с хлебом. Даже арбуз.
–– Тёть Оксана, – неожиданно захохотал Никита, стараясь протолкнуть образовавшийся в горле ком. – Не разрешайте Валерке лопать столько хлеба. У него уже щёки на плечах лежат.
–– Ты заметил? – восторженно всплеснула руками Оксана Семёновна. – Валерочка и правда поправился. Но, это не потому, что много хлеба ест, а потому что жизнь размеренная. Семья, Агаша… Не то, что вы, оболтусы. Когда уже женитесь?
–– Не любят нас девушки, тёть Оксана. Мы уж и так, и сяк, а им всё таких, как Валерка подавай. – Никита поднялся из-за стола, вытер салфеткой губы. – Всё, убегаю. Спасибо, что накормили, а то мы скоро от ветра качаться начнём. До свиданья, тёть Оксана. Валерка, – Никита дал щелбана по стеклу на фотографии, – семье привет. И не лопай столько хлеба, а то Олька сбежит от тебя.
–– Я тоже, пожалуй, пойду, – поднялся с табуретки Володя.
–– Сидеть, – по-военному строго прошептал Никита. – И общаться с семьёй. И с Валеркой.
Когда за Никитой закрылась дверь, Володя почувствовал себя ещё хуже. Незаметно разглядывая покрытое морщинками лицо матери, он хлебал суп, не зная, как себя вести.
–– Хорошо, что наконец-то мы собрались втроём, – улыбнулась Оксана Семёновна. – Давно хотела с вами поговорить, да всё времени не было. Ты уж прости меня, Володенька, может иногда я Валерочке уделяю больше внимания, но это не потому, что отношусь к нему как-то по-другому, просто жизнь так сложилась. Когда вам исполнилось три месяца, Валера попал в реанимацию со страшными судорогами.
Оксана Семёновна собрала со стола тарелки и аккуратно опустила их в мойку. Достав из шкафчика чистую посуду, разложила по тарелкам пюре, сделала ложкой ямку и щедро полила соусом. Затем выложила по паре горячих ароматных котлет, украсив простенькое блюдо пёрышками молодого укропа.
–– Ты никогда не рассказывала, – растерянно произнёс Володя.