–– Тебе не рассказывала, а с Валерочкой мы часто разговариваем об этом.
Оксана Семёновна теребила в руках старое кухонное полотенце и не знала, как продолжить разговор. Наконец, бросив вещь в корзину для грязного белья, она подошла к окну. Первые звёзды уже зажглись над крышами домов. Задвинув тюлевые шторки, она долго стояла, разглядывая последние блики солнца.
–– Два месяца врачи обследовали Валеру, пытаясь понять причину судорог. Но, сердце оказалось крепкое, желудок работал исправно, исследование на томографе тоже не обнаружило никакой патологии. И получалось, что, при абсолютно здоровом организме, Валерочка медленно умирал. Время шло, судороги повторялись через каждые полчаса. Он уже даже не плакал, только тихо стонал от непрекращающейся боли. Когда нас положили в реанимацию он весил почти шесть килограммов, а уже через месяц стал похож на маленький, обтянутый синей сухой кожей скелетик. Я брала его на руки, а он не только не держал голову, но даже ручки и ножки свисали, словно сломанные веточки. Это было не просто страшно, это убивало. К тому времени он уже почти ничего не ел. Я постоянно молилась, чтобы хоть несколько капель смеси добрались до желудка. Но после каждого кормления всё, что удавалось залить, фонтаном вырывалось назад. Когда первый раз озвучили предполагаемый диагноз у меня внутри всё умерло. Герпетический энцефалит. Ребёнок-овощ. Ребёнок, который никогда не встанет на ноги, никогда не узнает свою мать, никогда не произнесёт ни слова. Это постоянная, непрекращающаяся боль, жизнь на таблетках и ожидание смерти. Врачи предлагали мне написать отказ от Валерочки. Сдать в дом инвалидов. Рассказывали, что там будет хороший уход., профессиональное обслуживание. Но я знала, что никто не будет любить его больше, чем я. Никто не будет носить целую ночь на руках, петь колыбельные и успокаивать его боль. Тогда я поняла, что нам с тобой, Володенька, придётся стать ножками Валеры, его глазами, придётся жить Валериной жизнью. Знала, что будет тяжело, но мы справимся.
Володя судорожно сглотнул и, протянув руку, вцепился в угол фотографии.
–– Как же ты пережила весь этот ужас?
–– Сейчас я и сама не знаю как. Когда заведующая неврологическим отделением поняла, что я не собираюсь отказываться от Валерочки, она дала мне последний шанс. В одном из институтов Москвы, специализирующихся на изучении энцефалитов, работал её однокурсник. Попасть на обследование туда было невозможно, но Раиса Захаровна смогла договориться, чтобы в лабораторию приняли анализы Валерочки. Результат пришёл отрицательный. Это был самый счастливый день моей жизни. «Чего ты ревёшь, дурёшка, раньше мы хоть предполагали, что лечить, а теперь вообще тёмный лес», – расстроенно сказала Раиса Захаровна. Но я верила, что именно с этого дня всё будет хорошо. Нет, даже не верила, а твёрдо знала, что всё плохое закончилось. И предчувствие меня не обмануло. Вернувшись в палату, я увидела открытые окна. Медсёстры решили в моё отсутствие проветрить помещение. У Валерочки поднялась температура. К вечеру пришёл отоларинголог. А через двадцать минут мне рассказали, что у Валеры за ушком есть маленький аппендикс. Именно в этом аппендиксе скапливался гной, давил на мозг и провоцировал судороги. На следующий день Валерочку прооперировали.
Оксана Семёновна резко развернулась и прижала голову Володи к груди. Нервными движениями она долго гладила волосы сына. Затем, пододвинув ближе фотографию, прошептала:
–– Я не переживу, если с вами что-нибудь случится. Пообещайте мне, мальчишки, что всегда будете вместе. Что будете поддерживать друг друга. Что никогда не оставите друг друга в беде.
Никита слышал, как где-тот за окном гудели машины, готовились ко сну соседи. Настенные часы старательно отсчитывали секунды. Надо было что-то сказать, но слов не находилось. Да Володя и не ждал ответа. Казалось, что ему просто надо было высказаться, поделиться с кем-то своими проблемами.
–– Я как услышал об этом, почему-то подумал, что Валерке на судьбе была написана смерть. Бывает же такое, что ты человека вытаскиваешь-вытаскиваешь, а смерть всё равно забирает его. Ты считаешь мамино состояние нормальным? После всего, что она пережила, нормальной быть просто невозможно. По-моему, её срочно надо показать специалисту.
–– Зачем? – не поднимая глаз, сквозь зубы спросил Никита. – Пойми Володька, для неё Валера жив. Тётя Оксана встречает его с работы, заботится о нём. Не удивлюсь, если время от времени стирает его вещи. Ну, приведёшь ты в дом специалиста, психолога или психиатра, что он расскажет? Что Валерка уже много лет лежит в земле? Что твоя мать шизофреник? Что ещё? Ну, примет она действительность такой, какая она есть, впадёт в депрессию, будет опять лежать и плакать целыми днями у Валеры на могиле. Ты этого хочешь? А если нет, то прими свою мать такой, какая она есть. И если ей нравится кормить Валерину фотографию супом, то приди, сядь и ешь рядом с братом. И общайся. И рассказывай новости. И поверь мне, так будет лучше.