***
Выйдя из электрички на Белорусском вокзале, Роман недовольно вглядывался в поток людей, бегущий к выходу в город. Ему торопиться было некуда. Вряд ли старший Вершинин в свои восемьдесят шесть лет пойдёт с утра на длительную прогулку. Дурацкое мамино воспитание, типа, кто рано встаёт, тому бог даёт, уже не раз играло с Ромкой злые шутки. И ведь точно зная, что ему, Ромке, по утрам бог даёт только пендели, всё равно решил сделать все дела пораньше. Будильник честно зазвонил в шесть утра, но Ромка до последнего нажимал кнопку десятиминутной отсрочки. Из дома вылетел без завтрака, едва успел на электричку. Стоя в проходе переполненного вагона, он задавался вопросом: чего так спешить, если электропоезда ходят через каждый час? Можно было и выспаться, и принять нормально душ, и позавтракать.
Достав телефон, он ещё раз позвонил Вершинину, предупреждая о визите и уныло шаркая подошвами о пыльный асфальт, пошёл к остановке
Нажав кнопку домофона, Ромка услышал щелчок, потянул на себя массивную дубовую дверь подъезда. Старая конструкция лифта предполагала полную открытость процесса. Сначала сверху сползли чёрные, обтянутые резиной трубы, затем появилась и сама кабинка. Войдя, Роман с опаской прислушался к приглушённому визгу закрывающихся створок. Этажи медленно проплывали перед глазами, словно несли его по жутким сценам старых американских триллеров. Наконец лифт вздрогнул и, устало качнувшись, остановился.
Две квартиры на этаже расходились в разные стороны. Две стандартные, безликие двери. Складывалось впечатление, что их не меняли со дня установки. Даже коврики у дверей, хотя и новые, но серые, ничего не говорящие о своих хозяевах. «Роботы тут живут, что ли?» раздражённо подумал Роман, приближаясь к одной из квартир. Вправо он повернул автоматически. Наверное потому, что его квартира находилась справа от лифта. И не ошибся. Ключ в замке повернулся, дверь резко распахнулась. На пороге появился высокий толстый парень в огромных ярких очках. Рыжие вьющиеся волосы весёлым одуванчиком обрамляли круглое, конопатое лицо. Даже сквозь толстые линзы юноша щурил глаза, рассматривая собеседника. Наконец, он добродушно развёл руки в стороны и одарил Ромку щедрой улыбкой.
–– Вы Роман Васильевич? – радостно спросил парень. – Константин Петрович вас ждёт. Только очень прошу не задерживаться. Дедушке Косте уже далеко за восемьдесят и, сами понимаете, в таком возрасте надо беречься.
Проходя по длинному коридору, Роман восторженно разглядывал чёрно-белые снимки, развешенные на стенах. Пройдя до конца, он удивлённо оглянулся и подумал, что если бы не знал, что Константин Петрович Вершинин всю жизнь прослужил в органах, то, никогда бы об этом не догадался. Все фотографии были очень мирными. Вот молодая семья отдыхает на даче. Девочка с огромными бантами идёт в первый класс. Театр. Горы… И ни на одном снимке не было ни формы, ни намёка на службу. Как не было фотографий и Вершинина-Гереги.
Константин Петрович встретил Романа в зале. Даже сидя в инвалидном кресле, мужчина не создавал впечатление немощного старика. Зачёсанные назад волосы, умные выцветшие глаза, цепкий взгляд. Всё говорило о том, что, придя к довольно пожилому возрасту, бывший заместитель руководителя Департамента экономической безопасности генерал-майор в отставке Вершинин в нужный момент с лёгкостью поднимется, сядет на коня и разгромит всё, что мешает людям идти к светлому будущему.
–– Я правильно понимаю, молодой человек, что цель вашего визита – это разговор о моём внуке Никите? Но, как я вам объяснил по телефону, юноша ведёт совершенно самостоятельный образ жизни и мною уже давно не интересуется.
Голос мужчины звучал бесцветно и устало, но именно это насторожило Романа. Было в этом безразличии что-то образцово-показательное, словно хорошо выученный урок перед доской. И это абсолютно не совпадало с первым впечатлением о Константине Петровиче.
–– Неужели не приходит, не звонит, не поздравляет на день рождения?
–– На день рождения? – рассеянно переспросил Вершинин. – Я и сам, честно говоря, не помню, когда у меня день рождения.
Рыжий парень вошёл в зал и поставил на столик чёрный поднос, расписаный под «хохлому». Две бутылочки воды и два высоких стакана, наполненных кубиками льда. После такого угощения Ромка ещё сильнее ощутил чувство голода.