— Да, о шейх, моя признательность безгранична.
Он отмахнулся.
— Не ты, а жители нашего города, включая меня, должны благодарить тебя, о сын мой. А сейчас надо поговорить о будущем.
— Прошу прощения, о шейх, но пока мы полностью не обеспечили нашу безопасность сегодня, рано строить планы. Один из угрожавших нам злодеев пойман, но второй еще на свободе. Возможно, он уже вернулся туда, откуда его к нам послали, он уже давно не давал о себе знать. Однако не стоит отвергать вероятность того, что он до сих пор прячется где-то в городе. Мы поступим мудро, если постараемся выяснить, кто он и где его логово.
Старец нахмурился и потер щеку.
— Сын мой, лишь ты один веришь в существование другого убийцы. Не вижу, почему человек, который сначала назывался Бондом, а затем Ханом, не мог стать и палачом, так неслыханно надругавшимся над Абдуллой. Ты упоминал о том, что видел у него множество личностных модулей. Разве нельзя допустить, что один из них сделал из Бонда-Хана демона, убившего принца Николая Константиновича?
Господи, как мне убедить этих людей? — О шейх, по твоей теории выходит, что один и тот же человек работал и на коммуно-фашистов, и на белорусских монархистов. Если так, то он на каждом шагу гасил бы собственные усилия. Подобная позиция способна оттянуть развязку, чем он, очевидно, хотел воспользоваться, хотя очень трудно понять, как именно. Кстати, появляется возможность рапортовать о положительных результатах и той, и другой стороне. Но как потом выпутаться из создавшегося положения? В конце концов, один хозяин наградит, а другой — покарает такого «слугу двух господ». Нелепо думать, что кто-то одновременно защищал и старался уничтожить Никки. Вдобавок, экспертиза установила, что неизвестный, растерзавший Тами, Абдуллу и Никки, ниже ростом и массивнее, чем Хан. И у него короткие толстые пальцы.
По лицу Фридландер-Бея скользнула слабая улыбка.
— Твое видение событий, о достойный сын мой, не лишено остроты, но, увы, страдает ограниченностью. Я сам иногда вынужден поддерживать обе стороны. Что еще остается делать, если ссорятся твои возлюбленные друзья?
— Прости меня, о шейх, но мы обсуждаем не обычные распри, а целую серию хладнокровных убийств. Кроме того, ни немцев, ни русских нельзя назвать друзьями. Их трения никак не касаются нас, жителей города.
Папа покачал головой.
— Ограниченное видение, — тихо, словно про себя, повторил он. — Когда империи неверных рассыпаются, пред миром предстаем мы, обретая новую силу. Когда два великих шайтана, Советский Союз, а потом Соединенные Штаты, распались на множество государств-осколков, это был дар Аллаха.
— Дар? — Я не понимал, при чем здесь Никки, мой модифицированный мозг и несчастные, заброшенные обитатели Будайина.
Брови Фридландер-Бея сошлись в единую линию; неожиданно он стал похож на великого воина пустынь, подобного могучим полководцам, за многие сотни лет до него поднимавшим гигантские армии на битву. Причем каждый потрясал непобедимым мечом Пророка.
— Джихад, — прошептал он.
Джихад. Священная война. Один из пяти столпов ислама.
В ушах зашумело, кожа на мгновение покрылась мурашками. Теперь, когда бывшие великие державы, истерзанные голодом и распадом внутренних связей, с каждым днем становились беспомощнее, настало время для истинной веры завершить завоевание мира, начатое много столетий назад. В глазах Папы сейчас горел тот же огонь безумия, который я видел у Хана.
— Все свершится по воле Аллаха, — сказал я. Фридландер-Бей шумно вздохнул и одарил меня благосклонной улыбкой. Он не заметил иронии в моем тоне. Папа гораздо опаснее, чем я когда-нибудь мог вообразить. В нашем городе он обладает абсолютной властью; если прибавить еще сверхпочтенный возраст и одержимость подобной навязчивой идеей… С ним надо держаться с особой осторожностью.
— Ты очень обяжешь меня, если примешь мой скромный дар. — Он протянул мне очередную порцию хрустиков. Люди его уровня полагают, что деньги — идеальный презент для того, кто ни в чем не нуждается. Другие посчитали бы такой подход оскорбительным.
— Мою благодарность не выразить словами …
— Не ты, а я твой должник, сын мой. Ты хорошо потрудился, а я не оставляю без награды тех, кто претворяет в жизнь мои желания.
Я не заглянул в конверт: даже некультурный идиот вроде меня знает, что такой поступок везде и всюду считается неприличным.
— Ты отец щедрости!
Сегодняшний визит проходил просто замечательно. Я понравился ему намного больше, чем во время моего первого визита — кажется, с тех пор прошла целая вечность!
— Ты должен простить меня, сын мой, я быстро утомляюсь. Водитель доставит тебя обратно. Скоро мы снова встретимся и тогда поговорим о твоем будущем.
— Клянусь зеницей своего ока, о властитель из властителей, моя жизнь в твоем распоряжении.
— Нет мощи и силы, кроме Аллаха, Великого, Могучего. — Его ответ напоминал формулу, завершавшую обмен любезностями, но на самом деле подобное восклицание обычно приберегают на случай внезапной опасности или перед каким-то серьезным испытанием. Я вгляделся в лицо старца, пытаясь найти разгадку, но он уже отослал меня. Попрощавшись, я покинул кабинет Папы и по дороге до Будайина размышлял над событиями последних дней.
Уже стемнело; у Френчи, как обычно по понедельникам, собралась порядочная толпа народу. В основном, моряки военного и торгового флота, добравшиеся сюда из порта за пятьдесят миль от нас, плюс пять-шесть туристов мужского пола, которые жаждут развлечений, но обретут нечто совсем иное, и несколько путешествующих парочек, коллекционирующих невероятные, исполненные местного колорита истории, чтобы дома пересказывать их ахающим соседям. Пришли и бизнесмены из города, которые наверняка знают о здешних нравах, но, невзирая ни на что, явились, желая выпить и поглазеть на обнаженных танцовщиц.
Моя девочка сидела между двумя матросами. Они радостно гоготали и перемигивались поверх ее головы: ребята воображали, что получили то, за чем явились в злачное место. Ясмин потягивала коктейль. На столике перед ней выстроились семь пустых бокалов. Предельно ясно, что на самом деле именно она нашла свою сегодняшнюю добычу. Френчи брал за каждую смесь восемь хрустиков, и часть отдавал той, которая заказала напиток. Моя милая уже нагрела беспечных повелителей волн на тридцать два киама, и, судя по их виду, успешно продолжит потрошить их — вечер только начинается… А ведь есть еще чаевые! Ясмин замечательно умеет их вытягивать. На такую работу просто приятно смотреть: она способна извлечь деньги у клиента быстрее всех, кого я знаю, за исключением разве что Чири.
Возле стойки оставалось несколько незанятых мест: одно у двери и еще несколько в конце бара. Не люблю торчать рядом с выходом, как какой-нибудь тупой турист. Я направился туда, где царил полумрак. На полпути передо мной выросла Индихар. — Вам будет гораздо удобнее в кабинке, господин.
Я ухмыльнулся. Моя знакомая не узнала меня без бороды, облаченного в галабийю. Она предложила потенциальному клиенту устроиться в более интимной обстановке, потому что там удобно примоститься рядышком и избавить его от лишней монеты. Как я уже говорил, Индихар — хорошая девочка, я никогда не ссорился с ней, но ответил:
— Сяду у стойки. Хочу поговорить с Френчи.
Она слегка передернула плечами, отвернулась и орлиным взглядом окинула толпу. Выделила из стада ягнят подходящую жертву — троицу неплохо выглядевших купцов, сидящих с фемой и обрезком. Где приютились две, всегда найдется место для третьей. Индихар устремилась к ним.
Помощница хозяина, Далия, подошла к новому посетителю, волоча по доске мокрую тряпку. Она пару раз махнула ей передо мной. — Пиво?
— Джин и бингара со льдом.
Она подозрительно прищурилась. — Марид? Ты?
— Как тебе нравится мой новый облик?
Она уронила тряпку и молча уставилась на меня. Так продолжалось, пока я не занервничал.
— Эй, Далия! Ты в порядке?
Она разинула рот, захлопнула его, снова открыла. Наконец обрела дар речи.