– Вряд ли мне разрешат, – снежно усмехнулся офицер. – Любопытно, что на моих людей этот охранник не кидался. Чем ваш человек так его испугал, что он себя обнаружил? Но против того, чтоб ваш лейтенант сейчас держался рядом, я не возражаю.
– На том и порешим. – Кенред многозначительно взглянул на Райвена и наконец-то отправился на встречу со старой графиней.
Шагая по ступеням, он уже решил, что начнёт с заверений: несмотря на случившееся очевидно, что подруга графини, достопочтенная Товия Леруз, совершенно ни при чём. Ею воспользовались, её ввели в заблуждение. Наверное, старуху это успокоит. Не стоит говорить ей и о своих возникших подозрениях. Вообще его задача в том, чтоб услышать предположения, подозрения и достоверные факты от неё, а не изложить их ей. Правда, лишившаяся сына мать с этим не согласится и попытается выдавить из собеседника всё до капли, но тут придётся проявить изобретательность.
Старуха ждала гостя на террасе, восседая в кресле с жёсткой высокой спинкой. Одного взгляда хватило, чтоб вспомнить, насколько эта дама непроста. Осанка, одеяние, продуманное до мелочей, поза, выставленные напоказ изящные руки в старинных украшениях – но самое главное взгляд. Он уже успел забыл её колючий выворачивающий взгляд и манеру обращения, более приличествующую школьной наставнице, а то и воспитательнице табунка малышей. Дама вела себя так со всеми, кому было меньше шестидесяти.
– Жаль, что вы не особенно-то спешили, юноша, – поприветствовала она его тоном столь же любезным, сколько холодным был взор. Но едва он с извинениями поклонился, притворно сменила гнев на милость. – Как поживает ваша дорогая матушка? Здорова ли она? Я давно её не видела. Здоров ли ваш отец? Он давно не появляется при дворе, это печально. Передавайте ему привет.
– Непременно, ваша милость.
– Я надеюсь, раз вы прибыли сюда, значит, хоть кто-то собирается заняться расследованием гибели моего сына?
– Конечно, ваша милость.
– Или на него решили закрыть глаза?
– Ни в коем случае, ваша милость.
– В то, что это случайность, поверит только малое дитя. Такая техника не ломается вдруг. А чиновники, как я вижу, делают всё, чтоб замолчать злой умысел и проглядеть очевидного виновного. Полагаю, это заговор против высших семейств империи, осуществляемый уже давно. Надеюсь, юноша, вы вмешаетесь, вы ведь знаете свой долг, не так ли? Чиновники должны знать своё место.
– Кто же очевидный виновный, ваша милость?
Старуха раздражённо сжала пальцы.
– Вы и сами могли бы сообразить. Разве не в этом суть любого расследования – выяснить, кому могла быть выгодна смерть? В случае моего сына интерес понятен, и тут, конечно же, замешан мой зять.
– Ваш зять, ваша милость?
– Ну разумеется! Муж моей старшей дочери. Никак не может успокоиться, что кроме её приданого ему не достанется ничего, даже после моей смерти.
– Но, как понимаю, наследником вашего сына является его племянник…
– Этот мальчишка? Нет-нет, рассмотрите обстоятельства повнимательнее, и уверена, что вы сами увидите – виноват мой зять! Именно так и есть…
– Ваша милость, прошу, расскажите: когда и как ваша подруга упомянула, что оставит при вас своего человека?
Снова раздражённый жест пальцев, тень недовольства коснулась и черт лица.
– Почему вас заботит эта ерунда, юноша? При чём тут моя подруга и её человек?
– Этот слуга напал на меня.
– Это ещё зачем?
– Трудно сказать, ваша милость. Он меня ранил.
– Это, конечно, прискорбно. Юноша вашего положения не должен позволять какой-то прислуге ранить себя, особенно если вы находитесь в гостях. Это просто неприлично. Слугу я, разумеется, накажу.
– Боюсь, это не получится.
– Почему же?
– Он мёртв.
– Очень жаль. То, что я не имею возможности навести порядок в собственном доме, очень печально. Это недопустимо, когда слуги ведут себя так вызывающе. Боюсь, этот случай бросит тень на весь Тирасмос. Надеюсь, я могу рассчитывать на вашу сдержанность, юноша?
– Безусловно, ваша милость.
– Хорошо. Запомните то, что я сказала, и отправляйтесь. Ищите доказательства. Не должно случиться так, что мой зять умудрится натворить ещё что-нибудь. Его должны поставить на место – и не только семья, но и воля империи. Так будет правильно, потому что мой сын был не просто членом семьи – он был её главой и воплощением имперской власти как высший аристократ. А со своей подругой я поговорю сама, объясню, как ей в будущем следует подбирать слуг.