Теперь она часто вспоминает эти строчки и плачет. Что делать — Фирочке нет еще и двадцати.
Затем пришла телеграмма из Москвы. Завод, на котором работали старый Шотланд и его зять Шоул Левин, был намечен к эвакуации на Урал, в город Челябинск.
«Приезжайте все к нам!» — так было написано в телеграмме.
Приезжайте все к нам!.. — легко сказать! Как отправишься в такую дальнюю дорогу с женщиной, которая вот-вот родит?
Так прошел август. Однажды ночью у Фирочки начались схватки. Старики засуетились, разожгли печь для подогрева воды. Из комнаты роженицы слышались сдавленные крики. Продолжала спать только Тамара, набегавшаяся за день до полного бесчувствия. В перерывах между схватками слышались уговоры акушерки Голды, а затем снова принималась кричать Фирочка. Вот наконец проснулась и Тамара. Ей приснился кошмар: головокружение, гром и молния, ужасные чудища, а под конец — душераздирающие вопли. Затем забрезжил рассвет, и Хаим-Яков побежал за возчиком Мордехаем. Акушерке не нравилось течение родов, и она решила перевезти Фирочку в больницу.
Какое-то время Тамара лежит в своей комнате и прислушивается к Фирочкиным страданиям. Потом встает, распахивает окно и высовывается наружу. Холодный воздух врывается в комнату, ворошит страницы раскрытой книги Дюма. За окном виден огород, два-три дерева, серый дощатый забор и беленая стена дома соседа Ивана Матвеевича Гаркуши. Солнце еще не вышло, но на восточном краю неба уже заметно его приближение. Скоро этот забор наполовину, по диагонали, окрасится светом, а другая его часть останется в тени. Тамара стоит у окна босиком, в ночной рубашке на загорелом теле. Снова слышен крик роженицы. Девочка возвращается в постель, захватив с собой «Трех мушкетеров». Несколько минут она лежит с закрытыми глазами, чувствуя, как прохладный ветерок шевелит ее волосы. Нет, уже не заснуть. В комнату на цыпочках входит бабушка Песя.
— Ой, мама! — кричит Фирочка из соседней комнаты, и снова слышатся увещевания старой акушерки Голды.
Тамара открывает книгу и тут же забывает обо всем на свете. Теперь она по самую макушку в паутине каверзных замыслов коварного кардинала Ришелье.
— Н-но, Павлик! — слышится со двора.
Скрипят колеса телеги, с обыденным спокойствием всхрапывает мерин Павлик. Во дворе поднимается суета. В телегу кладут сено и одеяла, укладывают Фирочку — всей этой суматохой заправляет возчик Мордехай. Слава Богу, не впервой ему перевозить рожениц.
И вот наконец снова слышится:
— Н-но, Павлик! — и щелканье кнута, и скрип тележных колес.
Глава 2
Следующие дни оказались еще хуже. Родильное отделение городской больницы было сокращено, потому что значительная ее часть отводилась теперь под военный госпиталь. Вдобавок к тому, почти все врачи-мужчины были мобилизованы. Вот только количество рожениц в Гадяче пока оставалось прежним.
За порядок в больнице отвечала в те дни Анна Дмитриевна — пожилая медсестра с красивыми волосами. Она выделила Фирочке койку, а потом постояла рядом, пристально разглядывая молодую женщину. Все пять кроватей в палате были заняты роженицами. Анна Дмитриевна ела глазами страдальческое лицо вновь прибывшей, ее растрепанные волосы, ее вспотевший лоб. Значит, это и есть молодая жена того парня, который навещал ее два года тому назад?
— Ой, мама! — отчаянно закричала Фирочка.
Анна Дмитриевна еще некоторое время постояла рядом, а затем повернулась и тихо вышла из комнаты. Много обязанностей у старшей медсестры. В принципе, можно было бы позвать к роженице военврача Орлова из госпитального штата — он по профессии акушер. Но старшая медсестра так занята, так занята! У нее совсем нет времени, ну просто ни минутки!
Вечером состояние Фирочки ухудшилось, температура поднялась до тридцати девяти. Об этом известили Хаима-Якова и Песю, которые дежурили в больничном дворе. Пришел наконец и Орлов. Он осмотрел Фирочку и покачал головой.
В дополнение ко всему хлынул проливной дождь. Тамара закрывает окно. Старики все еще в больнице, она одна в доме. Снаружи гроза, ливень, раскаты грома. А в горнице спокойно тикают на стене ходики, раскачивается взад-вперед старый маятник.
Вдруг хлопает входная дверь. Это бабушка Песя. Она в длинном плаще, капли воды падают на пол. На лице у Песи смятение, но голос тверд и решителен: