— Пойду принесу вина, — бормочет Хаим-Яков.
Он берет пустую бутыль, воронку и спускается в подвал. В правом дальнем углу — груда тряпья. Старик сдвигает в сторону тряпки и бутылочные осколки, берет лопату и начинает копать. Вырыв ямку глубиной чуть больше полуметра, он кладет туда завернутый в полотно узелок, забрасывает яму землей и тщательно выравнивает место. Тряпье и осколки возвращаются на свои исходные позиции.
Хаим-Яков выходит из подвала с бутылкой и воронкой в руках. Осторожно оглядывается. Нет, вроде никто не видел. Теперь в подвальном углу зарыты все его накопления, все, что осталось у него со времен нэпа. Серебряные и золотые монеты, частью еще царские, немногие дорогие вещи, советские купюры.
Половина восьмого.
— Схожу узнаю, что новенького, — говорит Хаим-Яков Песе.
От всех многочисленных синагог и молитвенных домов Гадяча остался лишь один убогий миньян, где собираются старики по субботним и праздничным дням. В будни сюда приходят разве что на йорцайт[47] — прочитать кадиш и угоститься вином с медовыми пряниками.
Но в последнее время превратился миньян в подобие клуба для оставшихся в Гадяче евреев. Почти каждое утро можно найти здесь Шломо Шапиро. С той же страстью, что и тридцать лет назад, говорит он о материнской земле Сиона, рассказывает всякие истории — поди пойми, где там правда, а где мечта! Там, говорит он, живут в эти дни наши братья — каждый под своим деревом, каждый под своей лозой, а земля дает по два урожая в год! Там, говорит он, люди общаются на иврите — языке молитвы и разговора. Там, в этой стране, в обетованной радости наших предков…
Молча слушают евреи эти странные небылицы. Велика пропасть между золотыми сказками Шапиро и дурными слухами, которые заполонили Гадяч в последнее время! Пришел некий еврей-беженец и клянется всем святым на земле, что немцы уничтожают всех евреев до единого, от мала до велика. А кроме того, они отрезают военнопленным уши и носы. А кроме того, не дают зарабатывать на жизнь. А кроме того…
И так далее и тому подобное — всякие ходят слухи. Но есть и новости иного рода. Фрейда Львовна, мать Раи Розенкранц, и Хая-Сара Берман, которая знает многих благодаря своим спекулянтским сделкам, утверждают, что немцы не только дают евреям равные права, но и заключили тайное соглашение с англичанами. И что по этому соглашению всех евреев сначала соберут в лагеря для перемещенных лиц, а затем переправят в Землю Израиля.
Слухи, слухи… Один цепляется за другой, один противоречит другому. Никто точно не знает, действительно ли немцы убивают евреев. Но в последние два дня снова кружили в небе Гадяча самолеты. На этот раз они не бомбили, а, видимо, вели разведку и сбрасывали листовки. Одна из них звучала коротко и просто: «Бей жидов, спасай Россию!»
Страх поселился в еврейских сердцах. Значит, все-таки прав был Шапиро, уговаривая людей уезжать из города. Мало-помалу превратился этот странный еврей, со всеми его слабостями и болячками, в негласного руководителя еврейской общины Гадяча. Теперь, когда путь к отступлению отрезан, он уже не упрекает оставшихся в бездействии. Какой смысл рассыпать пустые упреки, когда люди больше всего нуждаются в утешении?
Отчаяние еще не объяло всех, хотя постепенно распространяется по городу. Вместе со всеми и умирать не так страшно. Появление Хаима-Якова Фейгина вызвало в миньяне немалый интерес и любопытство, хотя и кроме него были семьи, которых судьба вынудила вернуться в город после неудачной попытки прорваться на восток. Известия о захвате немцами Ахтырки просочились и в Гадяч, и возвращение семьи Фейгиных вроде бы служило подтверждением этому слуху. Однако находились и такие, кто не верил: в конце концов, даже сам старый Фейгин не мог точно сказать, что именно произошло в Ахтырке и в чьих руках сейчас городок.
Слухи, слухи… Вот в миньян заходит Нахман Моисеевич Розенкранц, еврей лет сорока пяти с длинными усами. Он многие годы проработал бухгалтером на МТС, а сейчас принес очередную новость. Вчера на площади Воровского рядом с его домом остановилась легковая машина с подполковником. Офицер попросился переночевать — он и его шофер. Конечно, Нахман Моисеевич усадил их за стол и накормил ужином. Так вот, этот подполковник — танкист из части, которая отступает в направлении на Ромны и Липовую Долину. Он уверен, что бояться нечего: немцы не войдут в Гадяч. Фашистские танки и артиллерия увязнут в нашей гадячской грязи! Да-да, отсюда, из Гадяча, придет благая весть, тут произойдет перелом в войне, и наш город еще прославится, как когда-то Бородино!