Так говорил Старый Ребе. На цыпочках выходит Гинцбург в смежную комнату, заворачивается в талес, накладывает тфилин и обращается к молитве. Сереет снаружи утро, пробираясь в мир. За стенами штибла проступают в полумраке надгробия, голые ветви деревьев, продолговатые могильные холмики, роща на откосе, река Псёл. Мало-помалу освещается день.
Освещается день. Осторожно выходят на улицы взрослые и дети. Прошел слух, что в Гадяч прибыла особая команда СС. Шломо Шапиро не оставляет своих деятельных забот. Многие евреи в городе едва сводят концы с концами. Деньги кончились. Особенно трудно немощным и одиноким, таким как реб Довид и Эсфирь, мастерица лапши. Старику до войны помогали деньгами сыновья — присылали немного, но на хлеб хватало. И вот именно сейчас, когда реб Довид окончательно ослеп, прервалась всякая связь с детьми. Кто поможет теперь престарелому резнику?
Эсфирь, мастерица лапши, самая старая среди евреев Гадяча. Да и дочь ее Нехама не так молода. Кто позаботится о двух этих старухах? Неужели бросят их умирать от голода?
И Шапиро, окончательно войдя в роль главы бывшей еврейской общины города Гадяча, берется за организацию помощи старикам. Вновь видим мы его на городских улицах. Бесстрашно шагает он, выставив вперед куцую бороденку, нащупывая палкой дорогу в топкой уличной грязи. Стучится в двери, просит, объясняет. В каждом доме рады помочь, ведь не зря сказано: помощь слабым спасает от смерти!
Но ситуация ухудшается с каждым днем. Немцы в сопровождении полицаев стали ходить по домам и отбирать все, что попадает под руку: деньги, ценности, вещи, одежду, продукты. Что делать? Ответ ясен: прятать, закапывать в землю. Пусть лучше пропадет, чем достанется немцам. Уж они-то не пожалеют евреев, когда настанет время погромов. Одновременно начали таскать людей на работы. Заставляют пожилых людей ворочать камни с раннего утра до темноты. По всему видно: вот-вот разразится большая беда. Шапиро советует заблаговременно подготовить укрытия, схроны, где можно будет спрятаться: на чердаках, в подвалах, в развалинах, у надежных украинцев.
А сам он прокладывает дорогу к покосившейся хижине Эсфири, мастерицы лапши. Шапиро передает Нехаме деньги — теперь можно будет купить у Хаи-Сары Берман немного муки и подсолнечного масла. Старая Эсфирь сидит у плиты со своей вечной клюкой. Она ослабла и не может подняться с табурета без помощи палки и доброй порции стонов. Не знает человек, сколько дней осталось ему под солнцем. Вот и сидит Эсфирь у плиты, смотрит на закипающий чайник, на горшок, где варятся несколько картофелин. Нехама наводит порядок в комнате. Не выпуская из рук метлы, она выслушивает наставления Шапиро.
— Женщины! — говорит он перед тем, как уйти. — Наступают плохие дни, время погромов и грабежей. Спрячьте все, что можно спрятать. Постарайтесь найти укрытие и для себя.
Нехама возвращается к подметанию пола.
— Ну как ты метешь? — слышится голос старой Эсфири. — Только пыль поднимаешь! Смочи метлу водой, дурочка!
Для Нехамы материнская ругань — как указания мудрейших мужей для верного ученика, и так пребудет до последнего часа. А что касается укрытия, то Эсфирь вовсе не нуждается в подобных советах. В полу есть квадратная дыра, а над ней — неприметная деревянная крышка. Поднимаешь крышку и спускаешься по лесенке в сухой земляной подпол. Это укрытие выкопал давным-давно еще Зорах, мир его праху, покойный муж Эсфири.
Над чайником поднимаются клубы пара. Теплый запах вареной картошки распространяется по комнате. Две старухи садятся за свою скудную трапезу.
В Садовом переулке живут сейчас пятеро: дед с бабушкой, Тамара, Айзекл и кормилица Даша. Женщина дает ребенку грудь и материнское тепло. Она всей душой привязалось к осиротевшему мальчику. В жестоком мире, где появился на свет этот младенец, именно Даша может стать ему надежной защитой.
Бабушка Песя еще болеет, но уже пошла на поправку. Доктор Энгертов, который пришел навестить больную, видит странную картину: Айзекл спит на Песиной кровати, а бабушка лежит рядышком на боку, смотрит на внука, и в глазах у нее счастье. Энгертов — опытный врач. Он находит явное улучшение в состоянии больной. Похоже, что этот крошечный мальчуган — самое эффективное лекарство! Песя уже пеленает младенца, а временами даже встает с постели ради той или иной домашней работы. Ее еще мучает кашель, но руки этой труженицы ноют без дела. Слабой бесплотной тенью расхаживает Песя по комнатам.
Евреи Гадяча заняты заботами об укрытиях. Погромы и грабежи участились, надо подумать о том, как сберечь и вещи, и души. Просто удивительно, как вовремя озадачил Шапиро людей этой необходимостью! Умен этот человек, думает обо всех, как и подобает главе общины. Он говорит, что евреев в Гадяче осталось немного, и это дарит им некоторую надежду. Нужно лишь вести себя как можно незаметней, кутаться в шарф, в платок, выходить только по необходимости и даже тогда стараться передвигаться задворками, держаться в тени, не высовываться. Сейчас время остерегаться на каждом шагу и сохранять при этом надежду. Осторожность и надежда! Возможно, они помогут уцелеть — до времен, когда можно будет распрямиться и жить иначе.