Он гладит ее по лицу; нежный шелк девичьей щеки прижимается к его огрубевшей ладони.
— Прощай, Вениамин!
Глаша провожает его глазами, пока парень не скрывается за деревьями.
Двенадцать километров по лесу — нелегкий путь, и Соломон с Вениамином добираются до кладбища уже в полной темноте. Песя первой узнает их.
— Ой, Соломон!
Она крепко обнимает сына и замирает на несколько мгновений. Как постарела она за эти недели! Добавилось морщин, голова совсем поседела. С глубокой симпатией глядит Вениамин на старую Песю. Они обмениваются несколькими словами, задают вопросы, получают ответы. В штибле звучат имена людей, погибших и выживших. Слышится среди них и имя Хаима-Якова Фейгина.
Проснувшиеся обитатели штибла толпятся вокруг парней. Отчаявшиеся люди смотрят на Соломона и Вениамина как на своих спасителей. Шломо Шапиро собирает свой штаб в шатре, рядом с могилой Старого Ребе. Кроме главы общины, в совещании участвуют Арон Гинцбург, Берман, Песя и лесные гости, Соломон с Вениамином. Штаб штабом, но обувь при входе снимают все.
Вениамин с любопытством глядит вокруг. В гробнице все по-прежнему; как и раньше, светится на столике скудный огонек, дарит тепло сердцам. Собравшиеся здесь люди не раз сиживали за одним столом в доме Хаима-Якова Фейгина. Как они изменились с того времени!
Шапиро коротко описывает ситуацию. Из двухсот евреев Гадяча расстреляны семьдесят семь: сначала двенадцать, затем шестьдесят пять. Двадцать пять находятся здесь, в штибле. Следовательно, еще около восьмидесяти человек прячутся где-то в лесах и в укрытиях. Всех их нужно переправить в безопасное место.
Затем говорит Соломон. На первом этапе нужно заняться теми, кто собрался на кладбище. Как заместитель командира партизанского отряда, он берется сопроводить их туда, где можно построить семейный лагерь. Жаль только, что мало тут молодых…
— Мы сами сделаем все, что надо, — отвечает Берман. — Только выведи отсюда людей.
— Хорошо, — кивает Соломон. — Я возвращаюсь в лес и позабочусь о том, чтобы найти подходящее место и все подготовить. Следующей же ночью мы переведем людей. Вениамин пока останется с вами.
Что ж, решено. Молчание наступает в шатре. Глаза собравшихся прикованы к колеблющемуся огоньку светильника. Кажется Вениамину, будто душа целого народа теплится на этом маленьком столике. Душа народа, распростертого сейчас в луже собственной крови, истерзанного, измученного, убиваемого. К нему, к слабому этому огоньку, устремлены сейчас глаза — почти уже отчаявшиеся, ищущие спасения, надежды, милости, справедливого суда. Кажется Вениамину, будто стоит он на полу тайной синагоги, пещеры Хасмонеев[58], убежища испанских мучеников[59].
— Пора! — говорит Соломон, прерывая тем самым невольную минуту молчания.
Глава 10
Ночь. Ленивый ветерок гуляет по кладбищу, шуршит листьями, оглаживает могильные холмики. Только что был здесь, у соседнего надгробия, — и вот нет его, шепчется с осенней стынью где-то в другом месте.
В штибле тесно и душно. Люди лежат на скамьях и на полу. Дети спят, но старшие ворочаются, снедаемые беспокойством. Иосиф Берман отвечает за наблюдателей, которые сменяются каждые три часа. Сейчас очередь Янкла Левитина. Еще два месяца назад парень знал лишь одно: валяться на кушетке с книгой в руках. Сейчас он лежит на влажной земле под кустом, всматривается в темноту и дрожит от холода и страха.
Страх сжимает в своих тисках и детей, и взрослых, правит бал в лесах и в укрытиях. Много у него путей и много обличий. Временами стынет от страха кровь, временами вскипает. То одиночкой он овладеет, то огромной толпой.
Ты лежишь в холодном и сыром подвале, вокруг безмолвие. Но вот пробуждается вдали неслышный голосок страха. Кто-то крадется сюда, ты чувствуешь его осторожные шаги, его тихое дыхание за своей беззащитной спиной. Вот он занес свой топор — вот сейчас его тупое лезвие обрушится на твою голову, размозжит, развалит пополам… Ты с трудом удерживаешь рвущийся из горла вопль. Все твое тело напряжено до последней жилки, мышцы, косточки, напряжено так, что вот-вот взорвется.
А вот ты стоишь на пыльном щелястом чердаке, вслушиваясь в доносящиеся снизу звуки. Это подкованные гвоздями сапоги — они топают, шаркают, стучат в дверь. «Открывай!» Этот крик гремит, нарастает, отдается в ушах. Кулаки молотят по ставням, стенам, дверям. Это душегубы пришли по твою скорчившуюся от страха душу.
58
Хасмонеи — священнический род из поселения Модиина, возглавивший народное восстание против эллинского владычества в Иудее во II веке до н. э.
59
Испанские мученики — евреи в XV веке в Испании, насильно или под угрозой смерти обращенные в христианство и продолжавшие тайно исповедовать иудаизм. Были главными жертвами преследований со стороны инквизиции.