Об этом Соломон рассказывает Вениамину, в то время как тот трудится над чертежами. Наконец-то получилось у них перекинуться словечком. Сидит Соломон в комнате друга и повествует о жарком костре, который может вспыхнуть только между мужчиной и женщиной.
Все началось с того дня, когда он провожал Клаву с той вечеринки. Она выпила тогда больше, чем следовало бы, а может, опьянили ее танцы и праздничная кутерьма. Кутерьма и звезды, мерцающие меж кронами деревьев. Звезды и ласковый прохладный ветерок. После вечеринки они долго гуляли в лесу, пока не зашли в укромное место между кустов. Гуляли и смеялись без удержу — молодые, полные желания и немного пьяные. Каждое дерево кланялось им в ту ночь, каждый полевой цветок посылал свой скромный привет. И вот захотелось им присесть, отдохнуть в том укромном местечке. Соломон расстелил пиджак на мягкой траве:
— Сядь, передохни.
Она засмеялась и на это — все казалось ей в ту ночь смешным. Клава села на пиджак, и птичий щебет пролился на них сверху с верхушек сосен.
— Действительно, ноги устали, — сказала она и сбросила свои выходные туфли на каблуках.
Как ему помнится, он рассказал еще один анекдот, и Клава снова расхохоталась. Смех — и гром свиста и щебета, утренней молитвы лесных птиц. Туфли стояли рядышком, как две сиротки; Соломон взял одну и принялся поглаживать, стараясь унять сильное биение сердца. Ну а потом… потом он погладил и ее — замужнюю женщину со светлыми глазами и манящим ртом.
— Что ты делаешь, Моня? Это невежливо, Моня… перестань!
Теперь она уже не смеется — она отталкивает его, она сопротивляется. Но действительно ли она вкладывает силу в это сопротивление? Не забывает ли она на какое-то время необходимость оттолкнуть Соломона и встать на ноги?
Так вот и пришел черед этим чудесным ночам, лесным ночам августа, когда звезды падали между сосновыми кронами, и ночная прохлада разжигала еще больше желания, и лес слушал их горячий шепот, шутки, смех и звук поцелуев, легких, как летняя паутина.
Все это поведал теперь Соломон своему другу. И вот приехал муж. Он сейчас в Вельбовке, а значит, пришел час платить по счетам. Соломон, грешная душа, мог бы отделаться смешком, в очередной раз осквернить уста бородатым и похабным анекдотом и на том закончить дело. В конце концов, не ему отвечать перед мужем. А Клава… что ж, Клава что-нибудь придумает — у женщин, как известно, есть свои хитрости.
Но нет, Соломон и не думает рассказывать анекдоты, далеки сейчас его мысли от пошлостей. Вот сидит он перед Вениамином, под глазами круги, и нет на нем лица. Сидит и говорит очень странные вещи. Они с Клавой решили рассказать мужу обо всем! Клава разведется, потому что они с Соломоном любят друг друга и не хотят расставаться. А он, Соломон, переведется в какой-нибудь ленинградский институт, чтобы закончить обучение там.
Он смотрит в зеркало и видит там расстроенное лицо. Берет бритву, намыливает подбородок и щеки, соскребает с них отросшую щетину. Неужели он действительно собрался идти в Вельбовку на разговор с обманутым мужем, да еще и в самый первый день его приезда? Не лучше ли переждать, пока гроза немного уляжется?
Напрасно Вениамин пробует отговорить друга — тот не слушает. Словно прошел парень через сильную встряску и теперь не может найти себе места. Он повязывает голубой галстук, причесывается, брызгает на себя одеколоном и выходит из дому.
Вениамин же продолжает работу над чертежами — их нужно уже завтра отнести Степану Борисовичу. Его мать проводит утро на кухне — варит сливовое варенье. Баночки варенья из вишен, смородины и груш уже готовы к дальней дороге. Сегодня очередь слив. Часть банок заберет с собой Вениамин, остальное мать увезет в Харьков, в дом старшего сына. Уже три года после смерти мужа живет она у старшего, и, что говорить, там тоже есть свои особенности отношений между людьми… Но в любом случае несколько баночек варенья не могут эти отношения ухудшить. Да и полпуда лапши были бы совсем не лишними. Завтра Сара Самуиловна намерена пригласить Эсфирь и ее дочь, продающих лапшу собственного изготовления.
Сара Самуиловна вносит в комнату медный тазик с готовым вареньем; лицо ее раскраснелось от жара плиты. В тазике поблескивает черное прозрачное варево. Отдельно — мисочка с пенкой: при виде этой душистой сладости тоже вряд ли кто станет презрительно кривиться. По крайней мере, так полагает маленькая Тамарочка. Она будто случайно забегает в комнату, и Сара Самуиловна немедленно угощает девочку.