Долго, до самой полуночи, продолжается разговор матери с сыном. О чем они говорят? О давних воспоминаниях детства, о людях, близких и дальних, о домах и садах родного местечка, о судьбах детей и стариков, о перевернутых страницах прошлого.
Обычная беседа о делах минувших дней. Вот уже и полночь прошла, мать и сын лежат в своих постелях, но все еще слышны обрывки недосказанного, еще витают во мраке комнаты призраки старого волынского местечка.
— Мама, а помнишь меламеда[19] Мешулама Фофика?
— Конечно, как не помнить. Это был настоящий религиозный еврей.
— Он так смешно смеялся, задирая вверх козлиную бородку. Хрипло так и заразительно.
Боже милосердный, ну какое нам сейчас дело до Мешулама Фофика и его козлиной бородки? Но делать нечего, это ведь вечер воспоминаний, и тени прошлого сами без спросу выходят из укромных уголков памяти.
— Мама, а помнишь Нояха-водовоза?
Конечно, она помнит и Нояха, который в любую погоду — и под солнцем, и под дождем — носил один и тот же войлочный кафтан.
И мать вдруг начинает рассказывать о чайнике, который когда-то был украден у них прямо из дома вместе с кипятком. Стоял себе на табуретке в кухне, она заходит налить чаю, а чайника-то нет! Исчез, как сквозь землю провалился!
Но это уже слишком для Вениамина. Он закрывает глаза и проваливается в сон. Откуда-то издалека еще доносится до него тихий голос матери:
— Вениамин!
Молчание.
— Спокойной тебе ночи, сынок. Крепкого сна и хорошего отдыха…
Умолк мир. Зато утром, едва открыл Вениамин глаза, как тут же навалилась на него уйма дел. Десять утра, а ему еще предстоит так много работы! Привезти Соломона из больницы — раз! Повидать Глашу — два! Подготовиться к отъезду — три! Ведь завтра уже на вокзал!
Он быстро одевается. В доме нет никого, кроме старой Песи. Она, как обычно, расхаживает по комнатам, наводит порядок. Но замечает Вениамин и кое-какие перемены в доме — не то праздник на подходе, не то печаль. Сегодня возвращается из больницы Шлоймеле, но не встречают его ни фанфары, ни трубный голос шофара[20]. Возвращается блудный сын, пропадавший где-то в лесах и на дорогах, наглотавшийся белены и полыни. Нет, не героем войдет он под отчий кров, никто не станет бросать ему под ноги букеты цветов, никто не увенчает его лоб лавровым венком.
— Возчик уже здесь? — спрашивает Вениамин.
С Мордехаем договорено еще со вчерашнего дня, а сопровождать Соломона поручено Вениамину, поскольку и Хаим-Яков, и Рахиль заняты на работе. Нет, возчик еще не приехал. Вениамин поспешно умывается и поспешно завтракает. Но вот со двора раздается знакомое причмокивание и возглас:
— Н-но, Павлик!
Добро пожаловать, Мордехай, поклонник женщин! Доброе утро, Павлик, ленивейший из лошадей! Ясное дело, проказница Тамара не упускает возможности посидеть на козлах. Она уже вовсю болтает с Павликом на лошадином языке и собирается тоже ехать в больницу.
Утро спокойно, даже пыль не шевелится под ногами ветерка. Молчаливы и пусты улицы Гадяча, омытые прохладным светом. Лишь изредка верхушки деревьев шепчут что-то на ухо легкому ветру, да листья танцуют медленные танцы. В больнице запах медикаментов, пустые коридоры и беленые стекла дверей. Вот и Соломон. Готовый к поездке, он сидит на скамье в коридоре. Голова его забинтована. Но кто это сидит вместе с ним на скамейке, Боже милостивый! Видели ли вы такое, евреи? Рядом с Соломоном притулилась не слишком молодая сестра милосердия в белом халате с чистой белой косынкой на красивых волосах.
— Еврей и курсистка едут в поезде… — доносится до Вениамина знакомый голос.
И сдавленный смех, и блеск глаз, и тихое бормотание в белом коридоре.
— Познакомься с Анной Дмитриевной! — говорит Соломон, и Вениамин вежливо пожимает протянутую руку. Глаз Соломона подмигивает ему из-под бинтов. Господи, неужели не хватило этому человека урока, который преподал ему Бобров своим тяжелым колом? Что и говорить, нет такого места в этом мире, где Соломон не нашел бы себе подруги — такой, которая не прилепилась бы к нему банным листом со всеми вытекающими последствиями. А если флирт существует еще и в потустороннем мире, то следует полагать, что и там, поджариваясь на сковородке, отыщет грешник Соломон какую-нибудь дочь Евы, чтобы рассказать ей очередную шутку. А если, что крайне сомнительно, Соломона выручит хороший адвокат и он окажется-таки в раю, то первая же девственница, которая наполнит его чашу благородным вином, а блюдо — райскими фруктами, будет немедленно усажена рядом и осыпана ливнем анекдотов, который, Бог свидетель, не иссякнет у этого человека даже в садах вечности!
20
Шофар — бараний или козий рог, используемый в качестве ритуального музыкального инструмента.