Понял Вениамин, что потеряна для него Рахиль, но не дал черной печали отравить свои дни. Пришла весна — потихоньку, полегоньку растопила тяжелые глыбы льда на улицах и в душах человеческих, расчистила небо над головой. В воздухе разлился запах сирени и боярышника, бульвары покрылись молодой листвой, свежий умытый мир выглянул на свет Божий.
Нет, не погряз Вениамин в горе горьком. В один прекрасный день пришло ему письмо из Ленинграда от профессора Эйдельмана, прошлогоднего его нанимателя.
«Если ты снова намерен провести лето в Гадяче, — писал профессор, — то я мог бы предложить тебе постоянное место своего помощника и секретаря. Договор с издательством обязывает меня завершить до ноября третий том моего учебника по динамике. Условия таковы: работа с десяти до трех, ежедневно, кроме воскресений. Содержание работы: черчение, копирование рисунков и подготовка к печати. Зарплата: шестьсот рублей в месяц. Жду твоего ответа до первого июня».
Без малейшего колебания согласился Вениамин на предложение Степана Борисовича. С радостью и нетерпением думал он о своих третьих каникулах в Гадяче. Несмотря на все сопутствующие разочарования, стал для него этот городок второй родиной. А кроме того, сам он, что немаловажно, происходил из подобного местечка; милы были сердцу Вениамина эти домики и сады. Еще не подмяла его суета большого города — как мачеху, чужую и холодную, воспринимал он столицу.
Детство Вениамина прошло в Пашутовке, на благословенной Волыни. Слыхали ли вы о таком местечке, расположенном между Славутой и Судилковом, Бердичевом и Ровно? Впрочем, Ровно находилось тогда за границей, в Польше, и автору мало что известно о том, как жили-тужили евреи в другом государстве. Зато Славута, Судилков и Бердичев, а также и Пашутовка благополучно пребывали здесь, внутри наших границ, и среди многих проживавших там людей можно упомянуть и мальчика Вениамина.
Отец его был ремесленником, простым человеком. До революции он зарабатывал на хлеб изготовлением шерстяных и полотняных талесов[23]. Шмуэль Штейнберг, обладатель лавки и обширной бороды, скупал у него продукцию и продавал ее на все стороны света. Лавка Штейнберга была полна разного добра. Молитвенники и свитки, книги агады[24] и всевозможные ритуальные предметы, открытки и шофары — чего там только не было! Шмуэль Штейнберг обеспечивал этими крайне необходимыми вещами, в том числе и талесами Вениаминова отца, всех евреев от Пашутовки до самых дальних ее окрестностей.
А кроме этого, можно было найти в лавке и книги на иврите: как учебники и научную литературу, так и беллетристику разного вида. Дядя Вениамина со стороны матери, Ханих Альпер, числился среди постоянных потребителей этого товара. Он происходил из весьма просвещенной семьи, с юности любил и хорошо знал иврит. На его книжных полках стояли книги, альманахи и подшивки журналов, которые издавались тогда в России и за границей. Вениамин любил дядю Ханиха и его жену Перл. В их доме всегда царил особенный покой, исходивший от книжных переплетов. Комнаты словно сияли каким-то чистым светом, хозяева говорили негромко, ходили мягкими неслышными шагами. Сын Альперов Липа был ровесником Вениамина, и мальчики подружились.
В первые годы после революции лавка Штейнберга прекратила свое существование. Отец уже не ткал талесы, а поступил в кооператив и теперь изготавливал полотенца, скатерти и ткани для сахарного производства. Кончился спрос на талесы.
Но шкафы дяди Ханиха были по-прежнему полны книг с ивритскими буквами на корешках, буквами святости и буквами буден. Днем дядя работал в конторе, а вечером и в выходные водружал на нос очки и усаживался читать. Был он поистине книжным человеком, достойным представителем народа Книги. Возможно, и сам сочинял потихоньку песни и стихи — не исключено, что была у дяди Ханиха такая слабость. А кроме того, посвящал он немало времени Вениамину, обучая своего племянника языку, Танаху[25], начальным основам Талмуда и ивритской грамматике по трехтомному учебнику Гордона[26]. Это открыло перед мальчиком дверцы дядиных шкафов. В те дни, десять лет тому назад, впервые овладела Вениамином страсть к чтению. Одну за другой проглатывал он книги из библиотеки дяди Ханиха и через несколько лет прочитал почти все — от подшивок «А-Цофе» до томов альманаха «А-Ткуфа»[27].
25
Танах — аббревиатура названий разделов еврейского канона Библии: Тора, Невиим (Пророки), Ктувим (Писания).
27
«А-Цофе» («Обозреватель») — литературно-философский журнал, выходивший в 1910–1914 и затем в 1921–1931 годах в Будапеште. «А-Ткуфа» («Эпоха») — литературный альманах на иврите, выходивший раз в квартал с 1918 по 1950 год сначала в Москве, а затем в Варшаве, Берлине, Нью-Йорке и Тель-Авиве.