Именно поэтому автор, ощущая себя меж молотом и наковальней, вынужден посвятить Соломону некоторую часть своего повествования. Проницательный читатель может заметить, что в этом вопросе автор идет на поводу у женщин. Что тут скажешь? Не стану отрицать — есть доля правды в этом замечании.
Весна.
Но действительно ли вы понимаете Соломона? Уверены ли вы, что знаете его от пяток до макушки? Сомневаюсь. Во-первых, это член комсомола, дисциплинированный человек, привыкший исполнять свой долг полностью и беспрекословно. Если требуется заняться пропагандой, прочитать лекцию, сесть на председательское место, произнести речь, проголосовать «за» или «против» — можно совершенно положиться на Соломона Фейгина. Во-вторых, среди студентов он отнюдь не ходит в отстающих. Да, бывает, что Соломон время от времени проваливается на экзаменах, но в итоге он неизменно переходит с курса на курс, совмещая, таким образом, учебу со своими общественными обязанностями.
И снова возразит мне проницательный читатель, указывая на легкомысленность Соломона, на его, что скрывать, низкопробное зубоскальство и неистребимую склонность к сальным анекдотам. Кто он, этот Соломон, как не надутый пузырь, пустой и легковесный?
Но правильно ли будет во всем согласиться с гневными обвинителями? Разве не способен Соломон на действительно искреннее чувство и на решительный поступок, даже когда речь идет о его главной слабости — об отношениях с женщинами? Разве не суждено ему узнать настоящей любви, той, что гонит сон по ночам, сжимая в мягких своих руках человеческое сердце, внося сумятицу и хаос в человеческую душу?
Так ответит вам автор со своего неудобного места меж молотом и наковальней. Но не перейти ли непосредственно к предмету нашего разговора?
В одном из арбатских переулков, а точнее — в Филипповском, проживала в полуподвале семья Шотландов: отец Залман, мать Раиса и две дочери — Елена и Эсфирь. Десять лет назад они переехали в столицу из Гадяча, который тоже не был их родным городом. В Гадяч Шотландов принесла волна польских беженцев во время Первой мировой войны в 1915 году. У Залмана, главы семьи, была цыганская внешность: округлая черная борода, яркие глаза с сеточкой кровеносных сосудов на белках и лицо, смуглое во все времена года. Роднила его с цыганами и тяга к странствиям. Поразительно, насколько любил этот человек переезжать с места на место! В Гадяче он нередко оставлял семью на несколько месяцев, странствуя из города в город будто бы по делам. В 1930-м Шотланд перевез семью в Филипповский переулок; он занимался изготовлением папок-скоросшивателей, довольно выгодным делом. Но тут кончился нэп, и пришлось задуматься о другом заработке. Что делать еврею в час нужды? Шотланд мог бы, например, податься в счетоводы. Но эта профессия требовала усидчивости, которая, как уже сказано, решительно противоречила натуре этого человека. Сидеть по десять часов в день на одном стуле, зарабатывая себе геморрой? Нет уж, увольте! Залман любил жить в движении, любил дорогу, дорожную тряску и смену впечатлений.
А потому устроился Шотланд на часовой завод агентом по снабжению и вскоре принялся колесить по стране, как оно и требуется от снабженца. Вновь пошли длительные отлучки; по сути, домом и семьей правила мать, Раиса Исааковна. Это была самая обычная женщина, домохозяйка, которая весьма любила поговорить — настолько, что, не зная в этой страсти удержу, частенько наговаривала такого, о чем точно следовало бы помолчать. Она представляла собой полную противоположность цыганистому непоседе-мужу: белолицая, рыженькая домоседка с голубыми глазами.
Старшая дочь Леночка вышла замуж за слесаря, который работал на том же часовом заводе. Мужа звали Шоул Левин. Соломон познакомился с ним некоторое время спустя, когда тот был уже мужчиной лет тридцати, отцом чудесного ребенка. Профессию свою Шоул любил и успехов в ней добился немалых. За ним числилось несколько изобретений и патентов — в том числе и авторское свидетельство на изготовление стрелки наручных часов. За это достижение получил Шоул премию в размере пяти тысяч рублей. Была в нем искра изобретательства, а к ней светлая еврейская голова и золотые руки. Во всяком случае, Леночка любила его, а Шоул в ней и вовсе души не чаял. Что, в общем, неудивительно: Леночка была красавицей. Как, впрочем, и вторая дочь, Эсфирь. В 1940 году Фирочке исполнилось восемнадцать. Она заканчивала десятый класс и планировала поступать в институт.