Сколько разных цветов в одном месте — цыганских и золотистых! Какой живописный праздник для взгляда, сколько красивых еврейских юношей и девушек, приятного веселья, радости, смеха, блеска глаз и зубов! Много рюмок было выпито в честь молодой пары, и, как это принято у нас, не уставали гости кричать «Горько!». Осторожными и невинными казались поцелуи жениха и невесты. Не простая девушка Фирочка — истинная женщина она! Воздушна и легка, как тростинка, но в этой паре именно она обладает практической хваткой. В то время как Соломон обзавелся неприятным «хвостом» в виде проваленного экзамена по «Деталям машин», Фирочка ухитрилась пройти свои выпускные испытания без сучка без задоринки. И оценки в ее аттестате выглядели совсем неплохо. Нет-нет, была у нее несомненная хватка, у этой невинной красавицы…
Итак, Соломон сиял от шнурков ботинок до галстука на шее, порхал и блистал, и два золотых зуба добавляли блеска в это сияние. Он выпил немало, но, безусловно, не через край. Ведь рядом с ним сидела его молодая жена, чистый ангел-избавитель, сидела и нежной, но твердой рукой правила их общими делами. Несомненно, теперь-то уж этот ангел приберет к рукам поводья, теперь-то уж не будет у Соломона недостатка в указаниях, что делать и как поступать. Зато хозяин дома пил без всякой меры, и никто даже не подумал остановить его. Что тут поделаешь — был Шотланд диким, свободным человеком, любителем странствий и авантюр. Кроме того, он с юности не отличался разговорчивостью: весь отпущенный на семью запас болтливости достался хозяйке, Раисе Исааковне.
Но именно тем вечером довелось Вениамину услышать в полной силе польско-цыганский голос этого человека. Уже крепко выпив, вдруг ударился Залман Шотланд в пение. Ударился курам на смех! Бог лишил человека музыкального слуха, зато подарил ему оглушительный бас, способный потрясти мировые основы. И теперь будьте любезны слушать старые песни, которые пелись тридцать лет назад в городе Варшаве.
Неказистые песни, эхо стучащего сердца. Во всю мощь своего баса ревел цыганистый певец, а в это время Шоул Левин, слесарь-изобретатель, рассказывал Вениамину о своих проблемах. Не дает изобретателю покоя одна пружина в часовом механизме — пружина, тайну которой не разгадал пока у нас никто. Полная нелепость! В эти дни, дни индустриализации, приходится импортировать сталь для часовых пружин из-за границы! Боже милостивый, неужели нет у нас своих мозгов? И Шоул углубляется в вопросы выплавки стали, говорит о закалке, отпуске, охлаждении и так далее и тому подобное. Видано ли такое — на свадьбе! Что ж, истинный творец-изобретатель не дает своей голове покоя ни днем ни ночью.
Печальный девичий напев в исполнении львиного рычания Шотланда — это просто черт-те что, смех и слезы. Вместо «гроша» он выговаривает «груша», как это принято в польских и волынских местах. Фальшивый бас ревом ревет сердечные слова песни.
Рахиль Фейгина посмеивается, слушая этот рык души. Она сидит рядом с Вениамином. Оба законные представители жениха, то есть обладатели особых прав на свадьбе.
— Сделай так, чтобы он замолчал! — говорит она Вениамину, и ее белозубая улыбка сверкает в полумраке комнаты.
Оба они тоже слегка пьяны. На Вениамина возложена обязанность следить за патефоном, и он пользуется этим, чтобы исполнить поручение Рахили. Среди пластинок — балеты, арии и витиеватые версии молитв в исполнении знаменитых варшавских хазанов двадцати-тридцатилетней давности. И вот в комнате слышится хриплый напев «Хашкивейну»[31]. Но Залман Шотланд не обращает никакого внимания на эти мелочи. Плевать он хотел на какое-то «Хашкивейну». Залман Шотланд готов реветь до прихода Машиаха.
И Рахиль Фейгина, красивая женщина с тонкой талией, смеется, уже не сдерживаясь, хохочет до слез, до изнеможения.
С того вечера переехал Соломон в арбатский полуподвал. Без сомнения, молодая пара была счастлива совершенно. Они смотрели друг на друга блестящими глазами, обменивались понятными только им двоим смешками, и сумрачный полуподвал казался этой паре золотым дворцом.