Как видите, «дядя» обращается с Глашей, как с ребенком, хотя, Владыка мира, так ли уж велика разница между двадцатью пятью и семнадцатью годами? В самом деле, как быстро они растут, эти дети! За те три года, что «дядя» знаком с Глашей, она превратилась из смуглой лесной дикарки в стройную девушку, обладательницу немереной женской силы. Но, с другой стороны, некогда юные парни тоже понемногу стареют, а потому можно сказать, что по-прежнему велика пропасть между Глашей и Вениамином.
Но вот закончена работа с профессором, Вениамин опять садится в седло и катит в направлении Гадяча. И вот — снова стоит Глаша на лесной дороге. Вениамин принимается трезвонить в велосипедный звонок. Она поднимает к нему лицо и отходит в сторону, но что-то заставляет Вениамина соскочить с велосипеда и подойти к девушке. В руках у нее — учебник чтения для детей, книжка с большими буквами и рисунками. Она как раз читает историю о гадком утенке, который однажды расправил крылья и превратился в прекрасного лебедя…
В этом году распрощалась Глаша с неграмотностью — во многом благодаря Вениамину. А потому до сих пор девушка видит в нем своего наставника и покровителя в вопросах учебы. Теперь они ежедневно проводят небольшой экзамен: Глаша демонстрирует «дяде» свои достижения.
Они сходят с дороги и усаживаются в тени сосен. Глаша медленно читает, Вениамин слушает и радуется ее успехам. За год она закончила программу двух классов и теперь не расстается с книжками. Мало-помалу открывает перед ней Андерсен мир волшебных сказок, и Глаша разгуливает в стране чудесных озер, где плавают чистые лебеди.
Но вот закончен экзамен, и Глаша просит Вениамина прокатить ее до моста.
— Пожалуйста, Глаша, но ведь обратно тебе придется идти пешком!
Ничего страшного, она не устала. И снова он усаживает ее на раму между седлом и рулем. Дорога идет на спуск, велосипед убыстряет ход, теперь можно не крутить педали. Слышен смех Глаши — знаете ли вы причину этого смеха? От радости этот смех, от чувства свободы, от бьющего в лицо ветра, от голубого купола небес, от приближающейся реки. Холодные руки девушки прижимаются к вцепившимся в руль рукам Вениамина, он тоже придерживает ее предплечьями, чтоб не упала. Велосипед летит по спуску! Но вот и мост — отсюда дорога забирает вверх. Что дальше?
— Не хочешь ли искупаться, Глаша?
Да, она не возражает.
— Я ведь потому и просила подвезти меня сюда, дядя Вениамин!
Странно, он и не помнит, чтобы об этом шла речь. Они спускаются к реке, Вениамин отворачивается и через несколько секунд слышит плеск воды. Быстрыми сильными гребками разрезают хрусталь реки сильные Глашины руки. Она умеет плавать без всех этих фокусов и выкрутасов, без всякого кроля и брасса!
Вениамин тоже прыгает в воду.
— Боже мой, Глаша, да ты ведь в костюме праматери Евы! Стыд и позор! Тебе нужно обязательно сшить купальный костюм!
Она смеется:
— Зачем? Если нападут на меня разбойники, не поможет никакой купальный костюм!
При чем тут разбойники? Они плещутся в воде, гоняются наперегонки, и не всегда Вениамин побеждает.
Через некоторое время он выходит из воды, одевается и садится на велосипед. Девушка еще плещется в реке. Прощай, Глаша!
Несмотря на диковатость, есть в этой девчонке какая-то детская невинность. Вениамин направляет велосипед вдоль берега по направлению к шоссе. Он думает о Глаше, цветущей девушке с большими прохладными руками, льняными волосами и глазами, исполненными детской чистоты.
Назавтра он опять едет в Вельбовку и опять ждет его на опушке Глаша.
— Доброе утро, Глаша!
Чудесное утро бурлит вокруг в молчаливом великолепии. Задумчиво стоят высокие сосны, шепчутся о неведомых секретах, замирают на минуту и шепчутся снова. Солнце топит лес в золотом сиянии. Но тут, под деревьями, в запахе лесных цветов, еще лежит прохлада косых утренних теней. Не подвезет ли Вениамин до дома заблудившуюся барышню? Вениамин сажает Глашу на раму и катит в направлении дачи. Нелегко поднимать в гору такой груз. На лбу парня выступает пот, он дышит тяжело, как запыхавшийся буйвол. Но Глаше и дела нет до его дыхания; ее лицо раскраснелось от удовольствия. Чем бы охладить эту горячую краску щек, это чувство жизни, до краев наполняющее душу? У веранды Вениамин спрыгивает, перегибается через седло и снова произносит извозчицким басом:
— Барышня, с вас двугривенный на чай!
Он добавляет что-то и про овес. Глаша весело смеется. Нет, она пока не хочет уходить. Нельзя ли ей на время взять велосипед, чтобы научиться ездить?