Такова она, Тамарочка. Вениамин знаком с ней достаточно давно и знает, что не так уж наивна эта девчонка. Каждый год видит он ее, видит, как она растет, тянется ввысь, наподобие молодого липового деревца. Кто ухаживал за этим деревцем? Как правило, бабушка Песя, и можно быть уверенным в том, что Тамара ничего от этого не потеряла.
Мать девочки Рахиль так и не нашла своего места в мире. Ходила по жизни с улыбкой в дерзких серых глазах и с пустотой в сердце. В совершенстве знакомая с тонкостями жизненной театральной игры, с искусством перевоплощения, она напоминала ящерицу-хамелеона, которая всегда готова продемонстрировать миру разные цвета и формы слов, чувств, поступков.
Да, Вениамин знал ее до мелочей — чудо ее любви, холод ее равнодушия, тяжесть ее ненависти. Насколько иной была бабушка Песя! Она расхаживала по дому туда-сюда, мела, пекла, готовила и делала все прочие вещи, которые предписаны судьбой домохозяйке. В основном об этом она и говорила тихим своим голосом — и так же тихо переходила на вопросы отношений между людьми, на вопросы семьи, и дружбы, и заработка, и душевных слабостей. Как видно, ясна была ей суть жизни обычного человека на этой земле. А потому люди прислушивались к ее тихому голосу, а в минуты смущения шли к ней за добрым советом. И она, задумчиво обтерев поблекшие губы концом платка, высказывала свое осторожное мнение, всегда полное сочувствия и материнской теплоты.
Эти лучшие еврейские качества и переняла Тамара у своей бабушки — женщины практического действия и горячей души. У нее научилась девочка милосердию, вниманию к людям и умению принимать жизнь как она есть.
В противоположность своей матери, была Тамара искренней; ее карие глаза открыто взирали на мир, еще не обнаживший перед девочкой свои скрытые шипы.
И вот назначено было Вениамину сопровождать из Гадяча в столицу эту загорелую голенастую козу в коротком платьице. Впервые Тамара уезжала так далеко от родного местечка. Понятно, что бабушка Песя позаботилась о том, чтобы обеспечить их едой на дорогу. В корзинках и чемоданах лежали домашняя выпечка, вареное, жареное и тушеное мясо, яйца вкрутую, и субботние халы, и еще много, много чего.
На все взирала девочка широко раскрытыми глазами, и Вениамину пришлось запастись терпением, чтобы ответить на ее вопросы. Бескрайний и незнакомый мир расстилался перед нею за окном вагона; впервые увидела она, как он велик.
Но вот наконец поезд подъехал к столице, и Вениамин вздохнул с облегчением. На Киевском вокзале их ждала великолепная встреча. Поезд медленно втянулся в огромный стеклянный туннель, где бурлил, двигаясь с платформ в направлении выхода, поток пассажиров с мешками и чемоданами. Тут и там мелькали в толпе носильщики в белых передниках и с нумерованными железными бляхами на груди, устало вздыхал паровоз, и клубы дыма окутывали шумную вокзальную суету. Был конец августа, солнечное утро. Где-то поблизости уже переминалась осень на своих склизких ступнях, но в тот день солнце еще светило достаточно ярко и тепло, а плащи, пальто и шарфы еще прятались по шкафам и комодам.
Вениамина и Тамару встречали Рахиль, Фирочка и Соломон. Тамара увидела их первой: «Мама! Вон она, там!» Тут разглядел встречающих и Вениамин. Обе женщины были в соломенных шляпах и шелковых блузках, причем ярко-голубая блуза Рахили сразу приковывала взгляд. Издали видна была и ослепительная улыбка женщины. Тамара рванулась к матери и повисла у нее на шее; смех, поцелуи, объятия. Соломон и Фирочка не отставали от Рахили. В конце концов, таща на себе гроздь корзин и чемоданов, добрался до счастливой группы и бедный Вениамин.
— Как дела, Вениамин? — небрежно бросает ему Рахиль и снова поворачивается к Тамарочке.
Да уж, холодна эта встреча так, что недолго и замерзнуть. Зато крепкое рукопожатие Соломона не позволяет усомниться в том, что он рад другу. Фирочка тоже дарит Вениамину обворожительную улыбку. Соломон забирает часть багажа. Вопросы сыплются один за другим. Как поживает мама? Успешны ли плодово-ягодно-винные дела отца?