— Ах, чтоб не забыть! — вспоминает Вениамин. — Резник реб Довид и Эсфирь, мастерица лапши, передают вам сердечный привет от лица молодежи Гадяча.
— А в реке еще купаются? Вода теплая?
— Купаются, конечно, купаются…
Вечером все пятеро собираются в комнате Рахили Фейгиной. Мало кто сравнится с нею в искусстве красиво накрыть на стол. На этот раз стоят на скатерти яства старой Песи, и домашний дух Гадяча витает в комнате на Дубининской, улице. Есть и вино на столе — тоже из родного местечка.
Приятный вечер. Кроме хозяйки и ее дочери, все тут студенты. Да-да, Фирочка поступила-таки во Второй медицинский институт. Так что теперь она не зеленая выпускница средней школы, а замужняя женщина, студентка, изучающая медицину. А Соломон продолжает оставаться ее тенью и пленником. Они живут в Филипповском переулке, где молодым выделена отдельная комнатка. Мало это полуподвальное помещение, но зато много умещается в нем молодости и любви, а значит, и счастья.
Соломон встает и произносит короткую речь в честь двух стариков, которые остались в Садовом переулке. Несколько теплых слов о морщинистых материнских руках, о родном местечке. Все пятеро пьют за это, даже Тамара делает маленький глоточек. Она выглядит уставшей от дороги и новых впечатлений; глаза девочки слипаются. Рахиль вытаскивает раскладушку, чтобы уложить дочь. На лице ее играет улыбка, поблескивает белизна зубов, от свежих простыней пахнет малиной и чистотой.
Быстро проходит время — близится полночь. Фирочка и Соломон уходят — высокие, красивые, окрыленные счастьем. Вениамин ненадолго задерживается — посмотреть на девочку, погруженную в глубокий сон. Рахиль сидит у стола, тихо в комнате.
— Ты должен идти, Вениамин. Уже поздно.
Пустые слова. Его чуткое ухо не улавливает в них решительного приказа.
— Вот привез тебе Тамарочку… — шепчет Вениамин, но и это слова-прикрытие. Разве их он имеет в виду? Разве и без того не ясно, что Тамарочку привезли — вот ведь она, спит здесь, в комнате. Глаза Вениамина спрашивают, требуют, молят.
— Ну что, нашел себе девушку в Гадяче? — ни с того ни с сего произносит Рахиль.
Что это — женская ревность? Или продолжение игры? Вениамин отвечает на заданный вопрос подробно, не скупясь на детали. Галина Львовна, веснушчатая болтушка. Рахиль Борисовна с пушком на губе. Наталия Викторовна, с коровьей статью и загадочной теплотой. Всех перечисляет он шепотом в тишине комнаты. Рахиль тоже шепчет что-то в ответ — что-то неважное, пустое, никак не относящееся к делу.
— Кроме тебя, не было у меня других женщин, Рахиль! — говорит он, и оба знают, что это неправда, полная чепуха.
— И у меня — никого, кроме тебя, — шепотом отвечает она, молодая мать.
Театр двух актеров, только вот зрителей нет. Но что-то важное, обязывающее копится в сердцах обоих. За окном молчит прохладная августовская ночь. Свистит паровоз — два коротких и один длинный. Вениамин снова подходит посмотреть на Тамару. Подходит и Рахиль. Какое-то время они стоят рядом, глядя на грустное лицо спящей девочки. Но вот Вениамин, набравшись смелости, гасит свет и обнимает Рахиль. Обнимает женщину, которая так ждала его, женщину, встречи с которой так ждал он, ее легкомысленный парень, ее муж, ее брат и ее мужчина.
Часть II
Глава 1
В столице Тамара Фейгина пошла в школу, в пятый класс. Там ей пришлось привыкать к совместному обучению мальчиков и девочек, а также к жесткому московскому варианту русского языка, который сильно отличался от мягкого украинского диалекта, знакомого Тамаре по Гадячу. Но девочка была как-никак отпрыском еврейского племени; умение быстро приспосабливаться она унаследовала от длинной череды предков. Прошел всего месяц-другой, Тамара заговорила вполне по-московски, и одноклассники перестали называть ее хохлушкой. Но и кроме этого было еще множество новых вещей, требовавших от нее постоянного внимания.
В ту зиму Вениамин часто гостил на Дубининской улице. Конечно, он был рад застать Рахиль одну, но и присутствие Тамарочки не заставляло его печалиться.
Однако что происходило с Рахилью? Чем теснее привязывался Вениамин к ней и ее семье, тем равнодушней становилась она. Прошли времена, когда женщина встречала его с сияющим лицом. Труден удел тех, кто пытается ужиться с такими переменчивыми натурами. Глубокие чувства не были свойственны Рахили; в жизни она вела себя подобно актрисе на театральной сцене. Ей исполнилось тридцать три года, мужчины по-прежнему заглядывались на нее, когда она шла по улице. Но воздушная легкость ее походки была обманчивой: эта женщина, не задумываясь, топтала своих близких. По крайней мере, так временами чувствовал Вениамин. В итоге он мало-помалу перестал навещать ее — теперь все свое время парень посвящал чтению и учебе.