Как клещами, тянет Кима к этой черненькой козе, Тамаре Фейгиной. Первым приходит он и в городской сад пополудни, и на берег реки по утрам. Стрижется Ким теперь непременно у Бермана, причем по самой последней моде. Белая рубашка ровно заправлена в идеально отутюженные брюки, и красивый кожаный ремешок подчеркивает стройность фигуры. Что ей еще нужно, этой нелепой девчонке, длинноногой и голенастой? Ким не отрывает от нее глаз, а ей, пигалице, и дела нету — как видно, еще не выбралась она из пеленок!
Сарка Гинцбург, дочка габая, — самая близкая Тамарочкина подруга, хотя и старше ее на целых полтора года. В руинах лежит Саркин мир, прежде такой чистый и безмятежный. Сладкий горячий туман, полный навязчивых грез и мечтаний, окутывает ее сердце.
Лихорадочное возбуждение царило в то лето в компании подростков под мрачнеющими небесами Гадяча. В стране гремела война, страшные слухи терзали сердца, но все это будто бы относилось лишь к миру взрослых.
Да и многие взрослые вели себя так, словно вокруг ничего не происходило. Песя продолжала заниматься домашним хозяйством. Хаим-Яков каждое утро отправлялся на работу в плодово-ягодном кооперативе. Правда, вскоре туда пришел приказ сдать все бутылки для противотанковой обороны. Но даже после этого осталось достаточно бочонков, чтобы продолжать производство.
Сводки Информбюро становились все тревожнее и тревожнее, слухи сеяли панику и страх. Вот уже и Киеву угрожает враг. Все больше людей уезжают из Гадяча — теперь уже на телегах, потому что поезд приходит в город раз в столетие, и билетов на него не достать. Страсть к бегству распространяется по домам и квартирам.
— Пора и нам двигаться, Хаим-Яков, — шепчет мужу старая Песя. — Не упустить бы времени…
Черные вести приходят ночью, под покровом темноты, встают перед тобой, подрагивая от ужаса. Но у Хаима-Якова свое мнение. Не так-то легко оставить дом, бросить нажитое десятилетиями добро. А кроме того, не все бегут. Вот Шапиро никуда не едет, и Гинцбурги, и Розенкранцы. Слава Богу, есть еще достаточно евреев в Гадяче. Но вслух Хаим-Яков говорит совсем о другом: о Фирочке. Состояние Фирочки требует осторожности. До родов остались считанные дни; дорожная тряска может сильно повредить и матери, и будущему ребенку.
— Подождем еще немного, — шепчет старик.
В комнате темно, наглухо закрыты окна, стекла крест-накрест заклеены бумажными полосами. Мрак и темень повсюду. Странные круги плывут перед глазами. Сон нейдет к издерганному тревогами телу. Песя тихо вздыхает — так, чтобы не услышали дети, спящие в соседней комнате. Вот он пришел, пробил час беды. Фирочка уже почти не выходит из дому, хотя прогулка совсем не помешала бы беременности. Ее беспокоит, что стала она обузой для других; вчера так и сказала Песе, твердо и прямо глядя голубыми глазами в лицо старой матери:
— Вы должны уезжать, а я останусь. Ничего со мной не случится.
Проходит еще несколько дней. Тамара по-прежнему пропадает на реке, в городском саду, в кинотеатре. Лишь на обед собирается теперь вместе семья Фейгиных. Старик возвращается с завода, Тамара — из своей компании, Песя накрывает в горнице на стол, и все четверо — старик и три женщины — приступают к обеду. Взрослые, как правило, безмолвствуют, и лишь Тамара болтает. Но и в этой картине немного радости: плохо смотрится неумолкающий подросток рядом с мрачно молчащими взрослыми. Тамара еще больше выросла, новый блеск появился в ее глазах. Спустя несколько дней после приезда на нее набросилось южное солнце, покрыло нежную девичью кожу волдырями и ожогами. Но и это быстро прошло; теперь сидит за столом цыганистая загорелая чертовка, сидит и сыплет словами.
После обеда Тамара усаживается читать. Тетя Кима Агриппина Андреевна работает в библиотеке, и благодаря протекции парня Тамара получает редкие книжки, которые обычно не достать из-за большого спроса. Сейчас она перечитывает «Трех мушкетеров». Благородный Атос, наивный гигант Портос, загадочный Арамис, разрывающийся между католичеством и прекрасным полом. А над ними д'Артаньян, великолепный бесстрашный гасконец, — все они без остатка завладели сердцем Тамары, и теперь она не может оторваться от книги. Через Кима Тамара составляет протекцию и для Фирочки.
Временами Фирочка плачет, утром долго лежит в постели. Ребенок дрыгает ножками в животе, и она внимательно прислушивается к его движениям. Близки в эти дни слезы к ее глазам.
Соломона призвали в армию. Последнее письмо от него пришло в середине июля. Оно было написано с любовью и надеждой и кончалось так: «Если не выпадет нам больше увидеться, Фирочка, звездочка моя, ты должна будешь воспитать нашего ребенка. Я уверен, что ты сделаешь это так, как надо».