Я уже подумал, что договорился, и страшила выбирает топор для разделки, но заметил, что она, тяжело дыша, упёрлась руками в стол, стоит молча. Она думает. Значит, мои доводы затронули в ней чувства. Подумать только, чувствительный монстр. И если это так, то очень хорошо.
— О тебе помнят Вагахке. Люди передают из уст в уста рассказы о прекрасной Золотой Песчинке, по сей день.
— Правда? — хрипло раздался её голос.
— Да. Неужели ты хочешь навсегда остаться запертой в этом теле, которое не соответствует твоему положению? Если бы твой отец был так зол на тебя, разве оставил бы живой? Ты спрашивала себя, зачем он оставил тебе жизнь, если мог убить? Ты его дочь, и он ждёт тебя, он следит за тобой, когда ты проснёшься от наваждения, откажешься от мести. Чтобы освободиться от этого тела, нужно искренне признать свои ошибки и не допустить новых. Подумай, вспомни свою свободу и лёгкость, до того, как всё случилось. До того, как ты оказалась здесь. Сюда тебя привели ошибки. Но, ты можешь всё изменить.
Вагахке молчала. А я думал, продолжать разговор или выдержать паузу и дождаться её ответа? Не думал, что смогу затронуть тварь своими уверениями. Но, оказалось, что даже у таких чудищ есть душевные переживания. Как же я надеялся, что она проглотит этот крючок, и переменит свои намерения. Это было томительно-смертельное ожидание, что же она в итоге решит.
Вагахке положила кинжал на стол, и поднесла свои корявые руки к морде, а затем затряслась. Было слышно едва уловимое поскуливание, переходящее в более громкое завывание. Неужели она плачет?
— А если он меня не простит, что тогда? — скомкано, булькая соплями, вымолвила страшила, не оборачиваясь к нам.
— Простит. Обязательно простит. Мы ему расскажем всю правду, и он поверит. Да, Вера?
— Да-да, мы поможем, — откликнулась жена, закивав головой как болванчик, глядя на меня широко распахнутыми глазами.
— После всего, что я сделала… — прохрипела страшила.
— Все совершают в своей жизни ошибки. От них никто не застрахован. Но, всегда есть шанс исправиться. На то она и жизнь. Испытания даются не для страданий, а для осознания и работы над собой. Если ты ещё жива, значит, отец тебя ждёт. Родители бывают слишком строгими и резкими в своих решениях, но всегда продолжают любить своих детей, даже если они пошли по кривому пути. Родительское сердце будет ждать, надеяться и любить. Сама посуди, обладая таким могуществом, он не продолжает тебя карать. Он всё видит и ждёт от тебя верный шаг. И мы здесь, видимо, оказались не случайно. Кто-то же должен был… дать тебе надежду, — последняя фраза далась с трудом, но она была решающей в этом непростом разговоре.
Последнее слово будто заморозило Вагахке. Она мгновенно застыла. Я ожидал, что за это получу нож в глаз. Но, нет, через мгновение, страшила ещё сильнее затряслась в рыданиях. Её хребет волной ходил по горбатой спине. Она выла загробным голосом, полным страдания и отчаяния.
— Я столько натворила-а-а, а-а-ха! Я забыла-а-а себя, ох-хо-хо! — стонала, царапая морду руками она, будто пыталась содрать кожу, как маску.
Глядя на неё, я не мог поверить, хоть и сильно этого хотел, что она говорит искренне. Неужели удалось зацепить за живое это чудище? Руки и ноги мои страшно зудели, к ним возвращалась чувствительность. Но ещё не настолько, чтобы встать и бежать. Бороться с Вагахке у меня ещё не хватит сил, но… может, и не надо? Что если она и вправду раскаялась и отпустит нас? Не много ли я себе возомнил, поверив в такой сказочный исход событий? Хотя, чем чёрт не шутит.
Я повернул голову, чтобы посмотреть на жену. Она так же смотрела в шоке на концерт страшилы. Нужно её дожимать, пока не опомнилась. Развернув голову обратно к Вагахке, я пожевал онемевшими губами, думая, что бы такого сказать. Нужно копнуть так глубоко, насколько возможно.
— Ты вернёшь себе своё, если правда раскаиваешься в содеянном, — как можно мягче произнёс я, и страшила убрав свои корявые руки от морды, внимательно на меня посмотрела.
— Считаешь, что можно смыть кровь с этих рук раскаянием? — вопрошала она, приближаясь к алтарю, потрясая руками.
— Если не попробуешь, то не узнаешь. Разве ты хочешь остаться здесь навсегда в таком обличии? Ты же знаешь, что твой отец всемогущ, всё видит и слышит. Думаешь, он сейчас не наблюдает за тобой? — сказал я, и Вагахке сложив свои корявые руки, приложила их к губам, зыркая глазами по сторонам. Кажется, она на крючке.
— Он просто ждёт. Ведь решение за тобой. Оглянись, Вагахке. Эта пещера подземного чудища, а там, — я сделал слабый жест рукой наверх, — там, простор для Золотой Песчинки. Свобода. Сколько себя не убеждай, что сможешь прожить без этой свободы, легче не станет. Хочешь, чтобы он простил тебя? Хочешь чтобы любил?
Вагахке слабо кивнула головой вросшей в плечи и закрыла глаза.
— Хочу, — сдавленно промолвила она.
— Ещё не поздно…
Только я собирался договорить, как вдруг загремела металлическая дверь. Шерсть на теле Вагахке встала дыбом от неожиданности.
— Се-е-естра-а-а!!! — барабанила в дверь Оадзь, истошно вопя.
— Да, чтоб тебя… — спохватилась Вагахке, бешено сверкая глазами. — Уходи! Мне некогда!
— Что-о-о?! — возмущённо раздалось за дверью.
— Проваливай, Оадзь. Нечего тебе больше делать в моих владениях. Ты получила всё что хотела!
— Не всё! Открывай! Я не уйду-у-у! — продолжала вопить под дверью жабья морда, что Вагахке затряслась от гнева, сжимая кулаки.
— Спрячьтесь под алтарь, — столкнув меня вниз, тихо сказала страшила.
— С кем это ты там разговариваешь? Сестра-а-а!!! — орала во всю глотку Оадзь.
— Да иду! Захлопнись уже! — рявкнула Вагахке, отпирая дверь.
— Кто там у тебя, а? — жабья морда пыталась заглянуть внутрь, но мохнатая страшила преграждала ей путь.
— Не твоё дело, — фыркнула Вагахке.
— Моё-ё-ё, сестрица. Пахнет… я чую их запах… эти люди мои! — чавкая огромным ртом, промолвила Оадзь.
— Какие ещё люди? Совсем одурела?! — треснув по башке сестру, рявкнула Вагахке.
— Дуришь меня. Отдай мне их, я первая их нашла! — зашипела Оадзь, топая ногами.
— Нет тут никого, а если бы и был, то не твоё это дело, — оттолкнув любопытную рожу назад, Вагахке захлопнула дверь, оставив нас одних.
С минуту за дверью длился разговор на высоких тонах, а потом всё затихло.
— Как думаешь, они ушли? — спросила Вера, чем буквально разбудила меня. Я ушёл в себя, сам того не заметив, пока прислушивался к разговору.
— Возможно, — прошептал я, пробуя шевелить руками и ногами.
— Как ты сюда попал? Что будем делать? — вопрошала жена, встав с пола, и быстро схватила алмазный кинжал со стола.
— Не надо Вера. Она сейчас вернётся, и увидит…
— Что увидит? Ты с ума сошёл, да? Мы должны защититься. Или ты поверил этому чудовищу? Что это за трещина? Ты через неё сюда попал? Что с другой стороны? — сыпались вопросы из жены, как из автомата.
— Там коридор. Ходы без гравитации, — пытаясь встать на ноги, держась за алтарь руками, сказал я.
— А ну-ка… — жена подбежала к стене, рассматривая разлом, а затем просунула туда руку.
— Не надо, Вера. Ты застрянешь.
Но, жена уже упорно пыталась протиснуться всем телом.
— Твою мать, Вера! — рявкнул я, заметив, как что-то мелькнуло с той стороны.
Жена испуганно выскользнула назад из разлома, упала на задницу и начала пятиться ко мне спиной. Мы всматривались вперёд, как вдруг, оттуда выскочила человекоподобная рожица, и быстро прошмыгнула мимо нас в сторону печки. За ним ещё одна, что мы даже толком рассмотреть не успели, что это такое.
— Чахкли? — неуверенно спросил я.
— Чахкли-чахкли, — раздалось тихо в ответ весёлым голоском.
Я обернулся, и увидел, что двое маленьких, пухлых человечков пытаются открыть замок на сундуке Вагахке.
— Эй, человеки, жить хотите? — раздался тихий голосок из разлома, и оттуда высунулась пухлая мордашка, похожая на состарившегося младенца.
— Да… — почти в один голос, ответили мы с Верой, немного опешив от таких неожиданных гостей. Я, признаться, немного иначе себе их представлял. Хотя, какая разница?