— Прошу прощения, господин обер-лейтенант, фрау гауптман приказала никого не пропускать к ней, — повторил он.
Гардекопф остановился.
— Спроси, можно ли мне зайти к ней?
Когда обер-лейтенант вошел к Миллер, она сидела за столом и что-то писала. Подняла голову и посмотрела на своего заместителя.
— Где вы ходите, Гардекопф?
— Меня задержал штурмбанфюрер Венкель.
— О чем же вы говорили с ним?
— О вас, фрау гауптман. Венкель попросил меня переговорить с вами, чтобы вы не жаловались в Берлин. А еще он сказал, что у него для вас есть хорошая новость. Штурмбанфюрер уверен, что она вас заинтересует.
— Я не имею права прощать подобные подозрения. Надеюсь, вы понимаете, Гардекопф, насколько серьезное обвинение предъявил мне Венкель?
— Именно поэтому я решил допросить «Дятла».
— Как я поняла со слов Гартмана и Замерна, вы не столько допрашивали Гнатенко, сколько заставляли его признаться в том, что он действовал по чьему-то указанию.
— В данной ситуации другого выхода не было.
— А что вы сами думаете обо всем этом, обер-лейтенант? — поинтересовалась Миллер.
— Я больше чем уверен, что в партизанском отряде знали, кто такой «Дятел», и разговор майора с командиром партизанского отряда был подготовлен заранее. Мне не первый раз приходится допрашивать людей, и я умею отличать, когда они говорят правду, а когда врут. Гнатенко говорил правду.
— Значит, я… — начала было Миллер, но Гардекопф прервал ее.
— Нет, нет! Информация была подготовлена русскими специально, и штурмбанфюрер клюнул на нее.
— Вы сказали об этом Венкелю?
— Нет. Нам надо иметь запасной козырь.
— Зачем? — удивилась Эльза.
— Я не раз был свидетелем гибели безвинных людей. Подтасовка фактов — жестокая вещь.
— Вы полагаете, что Венкель будет продолжать строить козни против меня?
— Венкель слишком труслив для этого, но на всякий случай я бы ликвидировал его.
— Вы думаете, что говорите, Гардекопф! — воскликнула Миллер.
— Речь идет не только о вас, фрау гауптман, но и о ваших подчиненных. Если бы вы оказались русским шпионом, нетрудно представить, что ожидало бы всех нас. Именно поэтому я предлагаю ликвидировать Венкеля.
— Спасибо, Гардекопф, я понимаю вас. Но я не боюсь начальника СД. Самая большая ошибка Венкеля заключается в том, что он собственноручно убрал единственного свидетеля. Теперь с ним никто не станет говорить на эту тему, тем более что «Дятел» назвал его среди тех, кто поручил ему очернить меня.
— Фрау гауптман, я советовал бы вам узнать, о какой новости собирается вести речь Венкель.
— Я подумаю, Гардекопф.
На пороге появился Гартман.
— Что тебе? — спросила Миллер.
— Штурмбанфюрер Венкель просит принять его по очень важному делу.
— Пусть войдет.
Вид у Венкеля был встревоженный и растерянный.
— Слушаю вас, штурмбанфюрер, — сухо, официально обратилась к нему Эльза.
— Разговор предстоит долгий, и я попросил бы разрешения сесть.
— Садитесь, но на долгий разговор у меня нет времени. Я составляю донесение в Берлин.
— В вашем донесении будет упоминаться сегодняшний случай?
— Конечно.
— Фрау гауптман, я уже извинился перед вами и, если вам угодно, извинюсь еще раз. Вы должны меня понять. Ведь информация была очень серьезная. Я постараюсь сделать все, чтобы вы меня простили.
— Как будут развиваться наши отношения — увидим, а сейчас говорите, зачем вы ко мне пожаловали. По какому делу?
— Это касается вашей службы. Я знаю одного офицера вермахта, который не сдал в казну ценности на очень крупную сумму.
— Кто этот человек? — заинтересовалась Эльза.
— Командир полка самоходных орудий.
— Где базируется полк?
— В сорока километрах отсюда. Я могу поехать с вами и помочь изъять ценности. Я знаю, где он их хранит.
— Хорошо. Только не думайте, что вы делаете мне одолжение. Вы — начальник СД, и в ваши обязанности входит помогать моей группе.
— Именно это я и делаю. Вы довольны?
— Очень ценная информация. Отправляться надо не медленно. Поедет с вами Гардекопф, вы, кажется, уже нашли с ним общий язык. Он мне так расхваливал вас, что я подумала, уж не собирается ли он перейти в СД, после того как его командир скомпрометирован.
— Он помог мне убедиться в вашей невиновности.
— Венкель, запомните раз и навсегда: меня ваше мнение никогда не интересовало и сейчас не интересует.
— Фрау гауптман, не отправляйте донесение до наше го возвращения.