Мора молча смотрела подруге в спину. В последнее время настроение у Нины часто менялось, после того как у нее произошла какая-то ссора с Эми — подробности разговора с сестрой Нина обсуждать не стремилась.
— Мы так ничего и не решим? — спросила Мора.
— Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, — Нина повернулась к Море. — Я думала, что этот день станет важной вехой в наших отношениях. Праздничным днем. Но, видимо, для тебя все это просто глупости.
— Я не то имела в виду, — сказала Мора. — Просто мне кажется, что пойти на этот митинг действительно важно.
— А наша свадьба не важна?
— Конечно, важна! — воскликнула Мора. — Но сегодняшние встречи — это подготовка к празднику. А этот митинг… посвящен моей жизни.
— И мне больно знать, с чем тебе приходится сталкиваться, — сказала Нина. — Но вы уже так много делаете со своей группой. Вы уже ходили на протесты. А сегодня ты могла бы взять выходной и сделать что-то другое.
Помолчав, Мора вздохнула. Иногда ее расстраивало, что они с Ниной так по-разному смотрят на одно и то же.
Нине их отношений было достаточно для счастья. Их обручальные кольца были платиновым доказательством того, что Нина может не смотреть на нити и любить Мору за то, какая она, а не за время, которое ей отпущено. Семья, которую они создавали вместе, была для Нины важнее всего. И конечно, для Моры это тоже было важно. Но иногда ей хотелось большего. Ей нужно было выйти за рамки их жизни, чтобы весь остальной мир увидел ее такой, какой видела Нина. Как человека, достойного любви. Как равную.
— Боже, как бы я хотела взять хотя бы один выходной, — сказала Мора, — но я не могу. Всю свою жизнь мне приходилось каждый день сдерживаться, чтобы не показаться слишком злой, недовольной или недостойной, потому что это выставит всех чернокожих в плохом свете, и чтобы не показаться слишком чувствительной, глупой или кроткой, потому что это выставит женщин в плохом свете, а теперь я не могу выглядеть слишком переменчивой, ранимой или мстительной, потому что это выставит коротконитных в плохом свете. Без выходных! — Она прерывисто вздохнула. — И ты знаешь, как настойчиво я искала что-то, какой-то способ почувствовать, что то, что я делаю, действительно имеет значение. И мое время тратится на что-то важное.
Нина медленно кивнула, вслушиваясь и размышляя.
— Ты иди, так будет лучше, — наконец ответила она, и ее голос прозвучал искренне. — Я обо всем позабочусь.
— Ты уверена? — уточнила Мора.
— Да. И я обещаю, что в следующий раз пойду на митинг с тобой.
Припарковавшись у Национального молла, Мора и ее друзья присоединились к толпе из почти двадцати тысяч человек, расположившихся у основания мемориала Мартина Лютера Кинга — младшего. Люди собирались и на близлежащих лужайках, обрамленных по-осеннему голыми деревьями. Большая группа в центре бодро скандировала под семифутовым транспарантом с надписью: «Все нити, длинные и короткие».
Полдюжины новостных групп освещали это событие, вероятно, из-за слухов о том, что племянник-перебежчик Энтони Роллинза, возможно, будет присутствовать на мероприятии. Но, даже учитывая внимание, которое удалось привлечь к проблеме, — и принимая во внимание новое движение #СплетенныеВместе, — Мора сомневалась, что им удастся помешать Роллинзу выиграть предварительное выдвижение в кандидаты в президенты. Каждый раз, когда она видела новости об очередной стрельбе или обломки крупной автокатастрофы, Мора молилась, чтобы в этом не был виноват коротконитный. Остальные члены ее группы поддержки, казалось, пришли к убеждению, что дело сдвинулось с мертвой точки. Каждый день, когда хештег выходил в тренды, каждый раз, когда очередной общественный деятель выступал в поддержку коротконитных, каждая телепередача, в которой брали интервью у студентки из Южной Африки, были для ее товарищей по группе доказательством того, что их жизни станут только лучше. Однако Мора знала, что слепо никому доверять нельзя и рано успокаиваться. Она понимала, что ситуация может ухудшиться, если только достаточное количество людей не продолжит борьбу.
Вернувшись домой после долгого дня на митинге, Мора как можно тише закрыла за собой дверь и прошла в темную гостиную, минуя три наброска Бена на стене — будто иллюстрации к ее жизни. Нина была в восторге от этих рисунков: увидев их, она едва не расплакалась, несмотря на то что сама сделала Море огромный сюрприз — предложение руки и сердца.
Бросив взгляд на кухню, где горел свет, она заметила приклеенный к холодильнику листок бумаги, на котором рукой Нины было написано: