— Это две нити, — объяснила она. — Одна длинная и одна короткая. В знак солидарности.
— Ты сама придумала этот символ? — спросил Джек.
— Брат подарил, — объяснила она. — Кажется, их недавно начали продавать через интернет, но, судя по всему, они быстро завоевали популярность. Даже Уэс Джонсон надел такой знак на прошлой неделе.
Джек подумал, что его дядя, несомненно, будет в ярости.
— Как вы думаете, они действительно так рассвирепели из-за этого? — спросила Леа. — Из-за того, что этот человек работал на Джонсона?
Джек пожал плечами.
— А что они говорили о коротконитных? Невероятно! — Леа вздрогнула.
— Что ж, надеюсь, теперь они дважды подумают, прежде чем сказать что-то подобное снова.
— Спасибо, — торжественно поблагодарила его Леа.
Джека поразило, как серьезно она это произнесла.
— Да просто два хулигана искали приключений, может быть, хотели украсть немного денег, — сказал он. — Ничего особенного.
— Ты увидел несправедливость и не отвернулся, — ответила Леа. — Это не пустяк.
Джек вспомнил, что сказал Хави во время их спора. Что дело было не только в самолюбии Энтони. На кону стояли жизни людей. Живых людей, которым выпала участь гораздо хуже, чем Джеку, сколько бы он ни жаловался на свою семью, желая, чтобы его жизнь сложилась иначе. Хави пытался сказать ему об этом, чтобы вытащить его из привычного кокона мыслей о себе.
И Джек, конечно же, ничего не понял. А Хавьер был прав.
Джек не мог бы с уверенностью сказать, что на него нашло, что заставило его вмешаться, но в тот вечер он возвращался в округ Колумбия с чувством, что, возможно, он не такой уж и слабый, в конце концов. Может быть, ему просто нужен был подходящий момент, подальше от семьи, от камер, от армии, от всех, кому он когда-либо лгал или на кого слишком настойчиво старался произвести впечатление. Может быть, после всех этих лет жизни с Хавьером он научился у своего друга большему, чем просто боксу.
Это было волнующее чувство, ощущение, что ты сделал нечто важное, значимое, повлиял на что-то. Всю жизнь Джек безропотно выполнял приказы, погрузившись в свой мир. Ему казалось, что прежде он тратил жизнь на пустяки.
И наконец совершил нечто важное.
Джек знал, что до следующего приглашения присоединиться к Энтони и Кэтрин на митинге с избирателями остались считаные дни. И возможно, на этот раз ему не будет так страшно.
В воскресенье утром, на следующий день после того, как он рассказал родителям правду, Бен проснулся и понял, что до сих пор не написал письмо. Он так и не решил, что сказать Эми, а сегодня была еще одна встреча с коротконитными, еще одно занятие в ее школьном классе. Его последний шанс оставить в обычном месте письмо, притвориться, что ничего не изменилось.
Но, не успев додумать ускользающую мысль, Бен взглянул на экран телефона и вспомнил, какой сегодня день.
Прошло ровно два месяца.
Через час он уже ехал в метро, направляясь в центр города. Ему нужно было посетить вполне определенное место.
Он не был там с того дня в августе, когда парк был переполнен зрителями — как восхищенными, так и разъяренными.
Подойдя к входу в парк, Бен заметил небольшую толпу, собравшуюся у здания, несколько человек даже делали снимки. Бен сразу подумал, не пришли ли они сюда по той же причине, что и он, однако вскоре понял, что они фотографируют граффити на каменной стене.
Когда группа отошла в сторону, Бен увидел то, на что они смотрели: на черно-белую Пандору, героиню древнего мифа, склонившуюся над открытым ящиком. Было слишком поздно: содержимое печально известного сундука — вьющиеся ленты теней и размытые лица демонов — уже вышло в мир, поползло вверх по краю стены. Рисунок отозвался болью в сердце, и Бен быстро отвернулся и пошел в парк.
Память, казалось, сама вела его тело к тому месту, где он стоял в тот день, и, подойдя ближе, Бен с удивлением увидел молодую женщину, которая неподвижно, будто отрешившись от окружающего мира, стояла посреди оживленной пешеходной дорожки. Она стояла не шевелясь, и лишь подол длинной разноцветной юбки легко танцевал вокруг ее лодыжек. Женщина достала из сумки букет цветов и опустилась на колени, чтобы положить их на тротуар.
Она стояла в нескольких шагах от того места, где упал Хэнк, как будто тоже была там в тот день — или, возможно, прочитала описание этого события в новостях. Как бы то ни было, Бен ни на мгновение не усомнился в ее намерениях, и он теперь размышлял, подойти к ней или нет. Он знал о правилах вежливости в городе, о том, с какой враждебностью порой встречают тех, кто бесцеремонно заговаривает с незнакомцами. И если эта женщина действительно оплакивала Хэнка, будет невежливо мешать ее скорби, разве не так?