Но ещё никогда никому из нас не приходилось присутствовать при отказе родителей от ребенка. Это было так тяжело… Очень-очень тяжело… Так сильно тяжело, что хотелось реветь навзрыд. И чтобы не реветь, мы с Олькой в тот вечер пели. И ничего, что нет ни слуха, ни голоса. И ничего, что пение больше похоже на вой. Не в этом суть. Просто когда пою, я не плачу. Олька, наверное, тоже…
Два выходных прошли тихо и сумрачно. Погода плохая - дождь и на прогулку выходить не разрешали, счастливчиков выписали и они, не чуя ног, рванули по домам, и это тоже угнетало. Так хотелось домой!
А в понедельник… А в понедельник эта странная мамашка в соседнюю палату вернулась! Просто утром вышла со своим малышом к процедурному кабинету на укол. И когда она вернулась, и как её встретили медики, мы так и узнали.
Но радость была такая, что снова хотелось плакать!
Она устало сняла халат, потянулась, и крылышки, почувствовав совбоду, расправились за спиной. Выполненный долг успокаивал и немного горчил, растягивая губы в не слишком-то радостной улыбке. Положив руки на подоконник, фея Ната лбом уперлась в холодное стекло и наблюдала, как по подсохшему асфальту больничного дворика туда и сюда тихо гуляла непутёвая мамаша, держа на руках замотанного в одеяла своего брошенного, но снова обретённого ребёнка. «И на поправку пошёл, хорошо, через недельку можно будет и выписать», - с чувством глубокого удовлетворения думала фея.
Конец