– Вот как.
Ее короткие седые кудри при определенном освещении отливали сиреневым; над правой бровью темнела родинка, привлекавшая внимание к редеющим волосам. На носу сидели давно вышедшие из моды очки в толстой черной оправе.
– И все-таки можешь мною гордиться, – продолжила Аннализа. – Я все равно не сдамся. Она была в восторге – говорила, что у меня есть талант.
Только бы Nonna была в духе и согласилась ее выслушать.
– Конечно, есть, да еще какой, – подтвердила Nonna, числившаяся в ряду ее самых преданных поклонниц. Еще задолго до того, как Аннализа потеряла родителей и переехала в Миллз, Nonna взялась собирать самую большую на свете коллекцию ее рисунков. Она уже увесила ими почти все стены. – Я постоянно твержу, что ты молодец, а ты все не веришь.
«Была не была», – решилась Аннализа.
– Джеки дала мне совет.
– Какой еще совет? – подозрительно прищурилась Nonna.
– Она считает, что я обязана переехать в Портленд, иначе никогда не смогу вырасти как художница.
Nonna картинно вцепилась в свои курчавые волосы.
– Иисус, Мария и Иосиф! Ты опять за свое!
– Да, опять.
С умением бабушки разыгрывать драмы ей была прямая дорога в Голливуд. Справедливости ради надо признать, что у нее хватало оснований не пускать Аннализу в Портленд, но самая главная причина заключалась в том, что именно в Портленде отец Аннализы пристрастился к выпивке.
– Джеки права, – настаивала Аннализа, не оставляя надежды переубедить бабушку. – Как я смогу чему-то научиться, если не уеду отсюда?
– Художнику все равно где жить. Самое главное – это старание.
– А еще вдохновение, хорошие учителя и смена обстановки, – добавила Аннализа.
Nonna махнула рукой.
– Учителей у нас хватает! Просто ты нос воротишь!
– Ты права! Один мистер О'Райан чего стоит! – Вспомнив школьного учителя рисования, Аннализа тоже призвала на помощь драматические способности и закатила глаза.
– Раз нужен другой учитель, поищем в Давенпорте, – стояла на своем Nonna. – Нино будет тебя возить.
Давенпорт был, бесспорно, прекрасен и куда современнее Миллза – но все равно стоял на отшибе от больших городов.
– Так значит, ты предлагаешь рисовать скалистые утесы, лобстеров и маяки, а в свободное время играть в бридж и отдыхать в спа? Нет уж, спасибо. Я поеду в Портленд – там жизнь бьет ключом. Мне надо окрепнуть, повидать мир. Надоело сидеть в клетке.
Nonna потянулась за кухонным полотенцем и стала вытирать тарелки, стоящие возле мойки.
– Значит, собралась к этим шаромыжникам? Так, что ли?
– О господи, – сникла Аннализа. – Все вы, к северу от Портленда, одинаковые. Думаете, что кроме вас кругом одни сумасшедшие.
Вот потому она и недолюбливала маленькие городки Мэна. Как раз из-за этого вечного противостояния.
– А так оно и есть, – заверила Nonna, составляя сухие тарелки в стопку. – Мир просто кишит опасностями, можешь мне поверить. Пейтон-Миллз не так уж плох, как ты думаешь.
– Nonna, я не намерена кончить, как мой отец. Я собираюсь в Портленд не для того, чтобы гулять ночи напролет. По мне так Пейтон-Миллз… это просто ад какой-то.
Аннализа тут же пожалела о своих словах.
Nonna грохнула только что вытертой деревянной поварешкой об стол и процедила сквозь зубы:
– Следи за тем, что говоришь. Здесь твои корни. Не забывай об этом.
– А я и не думала забывать, – с трудом держа себя в руках, ответила Аннализа. – Прости, вырвалось. Просто все суют нос в чужие дела. Стоит чихнуть, и вся семья об этом судачит. Да что там семья – целый город. И никто не хочет признавать, что где-то существует целый мир, где люди мыслят иначе… и не обязательно неправильно.
Нахмурившись, Nonna положила полотенце и обернулась.
– Когда-нибудь ты поймешь, что нет ничего важнее семьи, и пожалеешь, что так ненавидела Миллз. – Она постучала Аннализе по лбу. – Вот откуда обычно все беды.
Аннализа вздохнула. Кроме бабули, она никому на свете не позволяла так собой помыкать.
– Семья… вечно все упирается в семью. Как она ни прекрасна, мне нужно хоть изредка бывать одной. Может, тебе не понять, но мне пора уехать. С этого дня я буду беречь каждый цент и рисовать каждую свободную минуту, а когда окончу школу в следующем году – перееду в Портленд.
– Там видно будет, – отрезала Nonna.
– А это не тебе решать. Мне уже исполнится восемнадцать. – Аннализа смягчилась. – Но без твоего благословения мне придется тяжело. Может, я и вернусь, но сейчас мне точно надо уехать.
Nonna скрестила руки на груди и испепелила ее взглядом. Аннализа часто шутила, что, если Никсон всерьез хочет избавиться от коммунистов, пусть посылает во Вьетнам ее бабушку. Хорошо, что Аннализа не водила домой ухажеров – едва переступив порог, они бы сразу дали деру со страху.