– Где ты живешь? – продолжила расспрашивать Джеки. – Чем собираешься заняться дальше? Ты же наверняка будешь посещать художественную школу? Тебе известно, что Шэрон Максвелл дает у нас уроки?
Аннализа выпрямилась.
– Это все не для меня. Я живу с бабушкой в Пейтон-Миллзе. Колледж нам не по карману, но мне бы хотелось переехать, когда окончу школу.
На самом деле больше всего ей сейчас хотелось схватить свою папку и убежать отсюда.
Джеки раздвинула сложенные лодочками ладони, словно обнимая глобус и удерживая земной шар на кончиках пальцев.
– Ты просто обязана переехать. Что тебе даст Пейтон-Миллз? Не обижайся, но тебе надо вращаться в среде художников, искать учителей и источники вдохновения. Разве обычный поселок для этого годится?
– Поверьте, я бы с радостью.
Переехать в Миллз, как его многие называли, было самым настоящим самоубийством. Бангор тоже мало напоминал метрополис, но там остались хорошие друзья и замечательный учитель рисования.
Дверь за спиной распахнулось, и они обернулись. В галерею зашла хорошо одетая пожилая дама, увешанная модными украшениями, с большой пурпурной сумкой в руках.
– Подождите минуту! – крикнула Джеки, и ее голос эхом отозвался в зале галереи. – Я только закончу разговор с этой талантливой юной леди.
Она сдвинулась на край кресла и посмотрела Аннализе в глаза.
– Ты немного опоздала, но имей в виду: каждый год в апреле Шэрон Максвелл устраивает мероприятие в старом порту. Тематика весьма современная, чтобы не сказать на грани, однако там бывают все, кто собой что-то представляет. Ты когда-нибудь об этом слышала?
– К нам в Пейтон-Миллз даже новые фильмы приходят с запозданием, не то что новости из мира искусства.
– Если выпадет возможность, обязательно сходи, – посоветовала Джеки. – Многое прояснится. – Она застегнула кнопку и вернула папку Аннализе. – Мне бы хотелось, чтобы ты снова ко мне приехала. Если понадобится найти учителя или что-то в этом духе – обращайся, с удовольствием помогу. И пожалуйста, запомни – если не откажешься от цели, для меня будет честью однажды украсить галерею твоими картинами.
Аннализа натянуто улыбнулась. Следовало поблагодарить Джеки за комплимент, но отказ совершенно ее убил.
– Спасибо, что потратили время на мои рисунки.
– Что ты, это тебе спасибо, – откликнулась Джеки, кладя руку на колено Аннализы. – Мне не терпится увидеть, как расцветет твой талант. Кстати, ты не сказала мне свою фамилию.
– Манкузо. – Аннализа еле удержалась, чтобы не убрать ногу.
– Аннализа Манкузо… Я запомню. Удачи! – С этими словами Джеки попрощалась и поспешила к клиентке.
Повесив сумку на плечо и захватив папку, Аннализа встала с кресла и вышла из галереи. Когда же ей повезет? Можно подумать, в жизни все так просто… Рисование спасало ее в периоды самых тяжких невзгод: когда отец напивался и бил маму или когда после похорон, оставшись без родителей и веры в будущее, Аннализа переехала к бабушке. Но в этот раз кисти и краски не смогли ей помочь.
Завернув за угол, она прошмыгнула в тихую улочку, остановилась на задворках ресторанчика морепродуктов, где воняло подгоревшим растительным маслом, и дала волю слезам. Джеки была права. Как бы Аннализа ни гордилась своим талантом, оригинальных идей ей не хватало. А что, если их и не будет? Или хуже того, она найдет свой голос, но не сможет сказать ничего особенного?
Из задней двери вышел работник и закинул в большой контейнер мешок с мусором. Аннализа кинулась прочь. Она ненавидела показывать слезы, совсем как ее бабушка.
Редкие счастливые минуты в Бангоре постоянно портил отец. Он мог закружить маму в танце прямо на кухне, а через полчаса орать на нее, брызгая слюной. А не найдя виски, мог и ударить. Аннализу он не трогал, но осыпал бранью, которая ранила так глубоко, что до сих пор всплывала в памяти по ночам, стоило только закрыть глаза. Аннализе приходилось жить в ненавистном ей городе в окружении отцовской родни, однако все можно было бы исправить, если бы только Джеки согласилась ее принять.
Полчаса Аннализа провела на скамейке, копаясь в темных уголках души и перебирая на разные лады каждое слово Джеки, пока наконец ее не стало тошнить от собственных мыслей.
«А как бы поступила Мэри?» – подумала она.
Мэри Кассат была американской художницей, с которой ее познакомила мама. Став совершеннолетней во времена Гражданской войны в Америке, Мэри вырвалась из консервативной Пенсильвании, где заправляли мужчины, и уехала во Францию расширять кругозор, искать независимость и свое место в творчестве. Размышляя над тем, как сложилась жизнь Мэри Кассат, Аннализа видела в ней себя.