Я была не такой уж взрослой, как я думала, я не понимала, чего хочет эта женщина.
–Не совсем…
–Мой сын любит играть, но он уже достояно взрослый, чтобы играть в игрушки, которые мы ему покупаем. Он нашёл себе другую. Бедную маленькую девочку, дочку смотрителя маяка. Такую невинную и беззащитную, абсолютно свежую игрушку. Но он уже наигрался.
–Вы хотите сказать…-Я уже сказала. Малышка, посмотри на себя. Ты же типичная мечта для местного рыбака, а моего сына ждёт грандиозное будущее, твой отец сам сказал это. Томас очень способный мальчик, его ждут великие дела, ему легко даются науки. А ты… Прости, но боюсь, ты не вписываешься в планы моего сына. Он очень скромный мальчик и никогда не скажет этого напрямую, даже хорошо, что ты сама пришла, я все рассказала тебе. Я уверена, что ты найдёшь здесь себе хорошего мужа, это общество тебя примет. Но для большего…
–Хватит!-Слезы сами текли, я не могла из контролировать, -я все поняла.
–Я знала, что ты умная девочка.
–Не думала, что ваш сын пойдёт за красотой, ведь мне он говорил о внутреннем наполнении.
–Боже мой, ты совсем ещё ребёнок, -боже эта улыбка, она так и не сходила в течение всего разговора, -ты ещё многого не знаешь и не понимаешь. Он из другого мира, воспитан иначе, он слушается нас и никогда бы не стал связывать себя чём-то серьезным с простушкой.
Я смотрела на неё и не могла понять: что такого я ей сделала, что она вбивает в меня свои слова, как гвозди? Мне было больно, я хотела просто уйти, но не могла…
–Хорошо, я, пожалуй пойду.-Я остановилась уже в дверях, -знаете, я выросла без мамы, меня воспитывал отец, и он всегда говорил мне, что там где очень светло, всегда есть темное пятно. У вас в доме очень много света, как думаете, где сконцентрирована вся тьма?
Наконец-то улыбка сошла с ее лица. Мне удалось выбить ее из седла.
–Что ты сказала?
Она была задета. Не так как я, но мне уже было приятно от того, что я ухожу не просто так. Я могла добить, но хотела наслаждаться.
–Да… Вы здесь не просто так живете. На любой картинке должны быть темные мазки, чтобы она не казалась слишком броской. Почти как грязь, с которой вы пытаетесь меня сравнять.
Она онемела. Я видела, что внутри извергалось нечто. Я ждала, когда она начнёт брызгать ядом по всей деревни… Я дождалась…
–Да как ты смеешь? Кем ты себя возомнила? Думаешь, можешь вот так легко бросать мне эти фразы, а я стерплю? Послушай сюда, мой сын никогда не будет с такой, как ты, с такой грязной, забитой поломойкой, которой светит только чистить рыбу с утра до ночи и выкидывать потроха своим свиньям во дворе. Ты никогда не сможешь выбраться из этого дерьма, ты будешь всю жизнь гнить здесь. Томас достоин красоты!
И он вышел, вышел из своей комнаты.
–Мама, что за крики?-он заметил меня и… кажется, даже был рад, а может показалось…-Фрида? Я так давно…
–Не подходи ко мне, -мне было так обидно от слов его матери, что я не хотела ничего, кроме как сбежать.
–Фрида, я хотел, -он быстро спустился к нам вниз и хотел взять меня за руку, но мне этого не хотелось.
–Не трогай! Оставайся здесь! Забудь, что я существую! Красота спасёт мир, не так ли?
–Мама, что ты ей сказала?
–Пусть катиться отсюда!
–Прощайте! Обещаю, вы больше никогда меня не увидите.
–Фрида, стой! Стой!
–Ты никуда не пойдёшь, Томас! Если ты выйдешь за порог за этой паршивкой, ты можешь больше не возвращаться!
–Фрида!
–Я вас ненавижу! Я вас всех ненавижу!
–Пошла вон, уродина!
–Фрида! Остановись! Фрида!
Это последнее, что я услышала от него. Тогда я действительно не понимала, что это все была ложь, и он сбегал ко мне, и ему не нужна была красота. Но тогда было не сейчас… Я бежала. Бежала и ничего не видела. Слезы не давали глазам этой возможности. Что-то мелькало мимо. Я бежала очень долго. Ускорялась и замедляла бег, переходила на шаг, падала, лежала у обочины, вставала на колени. Мелькало все: деревья сменяли чистое поле; синее небо стало серым, и молнии ярко красили его в красный; машины, машины, машины… много машин перед глазами; дома, люди, люди, дома, птицы, ветер, бешеный ветер сбивал с ног, уносил слезы обратно к порогу того дома, того проклятого дома, чтобы она ими умывалась, чтобы она чувствовала ту боль, которую она никогда не поймёт, чтобы она горела от моих слез, чтобы она утопала; этот мир для меня исчез, он больше не существовал, кромешная тьма, и ничего больше не было, только одно направление, только один шанс; дорога, очень долгая дорога туда, где можно найти что-то, чего не хватает; бешеный ритм, сердце разрывалось от боли и от бега; я потеряла ботинок, да черт с ним, бежала босиком, лишь бы убежать, как будто, если остановлюсь, то умру; бежала к воде; потом пирс и....»