– Милые мои! Меня и моего покойного мужа, писателя Куделина, в советское время столько раз запугивало НКВД, а потом КГБ, что пальцев на обеих руках не хватит сосчитать! А эти конторы, между прочим, были пострашнее нынешних гопников, – усмехнулась Иветта. – К тому же, мы почти у цели. Треф, вперед! – и дама, бодро зашагала первой по узкой тропинке.
– Вот и могила моего покойного мужа, –сообщила Иветта Александровна. На памятнике была выбита трогательная надпись: «Мы вечное эхо друг друга. Артему Куделину от любящей жены Иветты Коромысловой».
Старушка наполнила водой из пластиковой бутылки небольшую емкость и поставила в нее букет из бордовых, белых и розовых хризантем.
– Тема очень любил эти последние цветы с их горьковатым ароматом, – сказала она, – муж всегда срезал их осенним утром для меня в саду.
Бац! Странный звук прервал ее монолог. Так бывает, когда большая фарфоровая ваза разбивается на мелкие осколки. Треф завыл, прижал хвост и спрятался за хозяйку. Иветта растерянно оглядывалась по сторонам.
– Пригнитесь! – заорал Башмачков, вспомнив в эту секунду службу в армии, о которой он когда-то Лине все уши прожужжал. Литератор любил под настроение вспомнить жену капитана Бобина, работу на генеральских дачах и наряды в столовой вне очереди. Лине, разумеется, эти комичные моменты преподносились вперемешку с рассказами о полной опасностей и тягот боевой подготовке рядового Башмачкова. Он обожал ввернуть в разговоре слова «плацдарм», «прохаря», «марш-бросок», чтобы Лина не слишком хвасталась перед ним своими детективными способностями. Однако в эту минуту Башмачков сам почувствовал себя капитаном Бобиным, которому в перерыве между пьянками и разборками с женой приходилось-таки выполнять боевые задания. Иветта и Треф спрятались за памятник, Лина и Башмачков тесно прижались к большому дубу. На несколько секунд они замерли и стали прислушиваться. Стоять неподвижно, накрыв голову руками, оказалось не слишком удобным. Они переместились за дерево и снова прислушались: тишина. Башмачков первым распрямился, оглядел памятник со всех сторон и присвистнул. В камне образовалась довольно глубокая выемка, аккурат под портретом писателя Куделина. Бородач в свитере выглядел поразительно похожим на Хемингуэя.
– Нас решили припугнуть наглядно, – сообщил литератор, вспомнив опять службу в армии. – Это след от пули. Типичная акция устрашения. Если бы дуделкинские мафиози захотели от нас избиваться, то есть попросту пристрелить, им было бы несложно это проделать без свидетелей.
– Напугать? Меня? – Иветта приосанилась. – Мой муж всю жизнь боролся с негодяями. Артем был бы горд, что в его памятнике остался след от пули. Ну, а я жизнь прожила, меня смертью не испугаешь.
Старушка и впрямь выглядела не слишком напуганной. Она с любовью протерла портрет мужа влажной салфеткой и продолжила:
– Пойдемте, друзья мои, дальше, я покажу вам кое-что интересное. Как говорил Тема, «смелого пуля боится, смелого штык не берет». Кстати сказать, в наше время эти слова любит повторять литератор Дмитрий Быков.
Они бодро зашагали по тропинке. Каждый член маленькой группы старательно делал вид, что совершенно спокоен. Наконец Иветта остановилась возле чугунной ограды, за которой стояла довольно-таки большая мраморная плита черного цвета.
– Это могила родителей, бабушки и дедушки Владика Волкова, – сказала Коромыслова и внезапно побледнела. – Боже, что это? – прошептала Иветта Александровна и указала рукой на последнюю надпись, выполненную, как и все остальные, золотом.
«Владислав Волков
1967 – 2019».
– Не может быть! – сказала старушка по-прежнему шепотом. – Я же совсем недавно видела Владика у магазина. Конечно, он сильно изменился, но эти желтые волчьи глаза я никак не могла перепутать с другими. Нет, это какая-то ошибка. Отказываюсь понимать. Может быть, на памятнике выбито имя неизвестного мне родственника Владика? Ведь так бывает, что двоюродным братьям дают одно имя?
– А создание Волкову новой биографии – тоже, по-вашему, ошибка? – саркастически поинтересовался Башмачков.
– Мы на семинаре Ильинской только и делаем, что этим занимаемся, – поддакнула Лина. – молодежь бы сказала так: создаем фэйки и троллим друг друга.
– Но зачем ему весь этот маскарад? – удивилась Коромыслова. – Вся эта, так сказать, «карнавальная культура», о которой писал еще литературовед Бахтин?
– А затем, Иветта Александровна, что с такими судимостями, как у Волкова, в высшие политические сферы вход запрещен. Даже взятки не помогут. Владислав, судя по всему, рвется в депутаты, чтобы обеспечить себе и своему бизнесу неприкосновенность.