— Произошло? — удивлённо повторила мистрис. — Это я должна спрашивать, что произошло, мире Авир!
Сорей втянул голову в плечи и жалобно нахмурился. Такой смешной. Сария фыркнула, чем привлекла к себе ледяное внимание мистрис Инор. Отчётливо пахнуло снегом и хвоей.
— Вы находите мой вопрос смешным, мири Авир? — змеиное шипение проникло в разум, отравляя его сомнениями: так ли Сария уверена в своих выводах? Но Сарию уже ничто не могло сбить с пути.
— Что вы, — она растянула губы в нежной улыбке, — ничего смешного, нет-нет, не сегодня, — её голос завибрировал от нетерпения. — Что ты знаешь о Короне шипов, Веора?
Мистрис Инор отшатнулась, на её лице отразился страх, а затем — гнев. Она поджала губы, с трудом взяв себя в руки, а Сария уже праздновала победу. Она угадала! Этот огонь, эти слова о шипах — всё для Инор. Для этой холодной, безразличной ко всем змеи.
Какая ирония.
— То, что это запрещённые знания, девочка, — процедила мистрис и нервно дёрнула шеей. — Полнолунный культ. Тебе ли не знать.
Действительно. Каждый будущий Мастер ритуалов рано или поздно понимал, что некоторым знаниям лучше исчезнуть. Например, знаниям о Полнолунном культе, культе смерти, извратившем волю своей богини. Знаниям о Короне шипов — силе, способной равнять горы и калечить души. Своей первой жертвой она выбирала носителя, ослеплённого жаждой силы. Безумен тот, кто решится её принять.
Безумна.
— Она придёт за вами, — пробормотала Сария. Вскинула засеребрившиеся в лунном свете глаза и повторила: — Она идёт за вами. Её шипы проросли. Вы…
— Что за ересь! — Мистрис Инор выглядела страшно: волосы, свившиеся в тугие жгуты, шевелил неощутимый ветер, глаза вспыхнули синим пламенем. Она расправила плечи, и на её мантии расцвели белые инистые цветы.
Защищается. От неё, от Сарии? Какая глупость.
— Вы знаете, что я права, — тяжело уронила она.
Мистрис ощерилась, как загнанная в угол крыса, и вскинула голову. Она собиралась драться? За что? Сария не понимала, почему Инор не может просто почувствовать тревогу, разлитую в загустевшем воздухе. Почувствовать, что Сария права. И потому она медлила.
Не медлил Сорей. Он шагнул вперёд, закрывая Сарию собой, так очевидно готовый принять за неё любой удар, что у неё в груди наконец-то затеплилось что-то кроме азарта и благодарности. Страх, липкий, как паутина, и тяжёлый, как Солнечный меч. Страх за него. Она положила руку на его плечо, сжала и произнесла как можно миролюбивее:
— Мы не с того начали, мистрис. Я вас ни в чём не обвиняю…
— Не в чем!
— …Всего лишь хочу предупредить. Петля реальна. Она здесь.
Инор осеклась. Она сжала кулаки, глядя на Сарию с ненавистью. И болью. Разомкнула губы, собираясь что-то сказать, но они обе почувствовали это. Тьму и силу, текущую от ворот академии подобно воде.
Пока ещё не огню.
Сария обернулась. Ворота, прежде монолитным щитом ограждающие академию, со скрежетом распахнулись. За ними стояло тонкое тело, облачённое в красную мантию. Корона шипов, похожих на драгоценные камни, впивалась в кожу, и по искажённому болезненным торжеством лицу размазались потёки бурой крови. Длинные зелёные волосы плащом укрывали плечи и грудь. Сария узнала её, хоть никогда и не видела, по тому чувству, что отравило разум тихим шёпотом о грядущем и запахом горьких трав. Лунная жрица.
Нет. Жрица Полнолунная.
— Привет, сладкая, — она улыбнулась, глядя на мистрис Инор, — я скучала.
— Не может… — Та побледнела как полотно. Её лепет звучал так жалко, что Сарии стало неуютно. — Что вы?.. Мири…
— Не она! — рявкнула жрица, заставив их дрогнуть. Сорей отступил на шаг, почти прижимаясь к Сарии спиной. Она снова сжала пальцы на его плече. — Она жалкая, глупая, она… Она страдает, — бурые разводы на щеках жрицы расчертили светлые дорожки слёз, — за меня. А ты, — она обожгла Сарию яростным зелёным взглядом и широко, радостно улыбнулась, — пришла, глупый Цветочек. Теперь умри.
Невыносимо сладко запахло луговыми цветами. Плечи Сорея закаменели под руками Сарии, он обернулся, дёргано, как марионетка на ниточках, и она увидела его глаза — не синие, мутно-голубые, — бессмысленные.
— Ты обещал.
Сорей остановился. Его лицо исказило страдание. Сожаление. А затем оно стало пустым и непроницаемым. Он дёрнул плечами, взметнул мантией, что-то быстро шепча, и Сарию поглотила темнота.
***
Оранжевые лучи солнца насквозь прошивали воздух острыми копьями. За стенами её комнаты гудело, как растревоженный улей, общежитие.
Новая петля. Этой ночью Сария снова услышит Лунный зов. И снова откликнется: петлю можно закрыть только в конце, нельзя рвать ткань сильнее, чем уже есть.
Брат обнимал её, смотрел прямо — глаза в глаза, — и в его взгляде ей мерещилась вина. Но этого, конечно, не могло быть в реальности. Сорей ничего не знал. И не должен узнать, как только что, в другой временной линии, хладнокровно убил свою сестру. Отравленный лунным светом. Обманутый. Сломанный им — ей — до основания.
Просчёт. Значит, цель жрицы не Инор. Её цель — Сария. Нельзя ей позволить свершить задуманное. Но они должны быть там, остановить жрицу, чтобы петля не расползлась по времени и пространству, забирая всё больше и больше от их мира. Мир звал Сарию на помощь, напоминал трескучим шёпотом:
«Смотри, девочка! Смотри, что ты сотворила!»
Напоминал о том, что она исчерпала свои попытки.
Ей нужно Солнце. Только оно сможет остановить Луну.
***
Она вышла из кондитерской, в который раз пытаясь убедить Сорея в том, чего тот никак не хотел понимать: временные петли существуют. Она не могла сказать ему, что прямо сейчас, в эту самую секунду, петля захлёстывает шею и напоминает о себе холодными прикосновениями к плечам.
Сария зажмурилась: в глаза попал солнечный луч, отражённый от чего-то блестящего… Чего-то… Солнце ласкало светлые волосы нелепой девочки, замершей около витрины. Сария постаралась ничем не выдать своей хищной радости. Солнечная жрица, обласканная своей богиней. Здесь не может быть ошибки.
Сильная. Любопытная, судя по тому, как пытается незаметно прислушаться к чужому разговору. Попалась.
Привлечь её будет легко.
========== 1-9. Сильное имя ==========
Закатные лучи оглаживали подоконник и разложенные по нему кисти, тёплой лаской согревали Минами, укутанную в меховое покрывало. Она второй день отчаянно мёрзла в стенах академии, и лишь под солнечными лучами ей становилось легче. Богиня испытывала её, а Минами даже не знала, в чём суть этого испытания.
«Что я должна сделать, Солнечная? Чем вызвала я твой гнев?»
Богиня молчала. Минами не давало покоя странное чувство, словно она упускает что-то важное, что-то очень-очень важное. Значимое. Она закрыла глаза. Солнечные лучи ложились на веки, превращая темноту под ними в красно-коричневый полумрак. Огненные озёра, пылающие в рассеянной темноте.
Кто-то постучал в дверь её комнаты.
Минами встрепенулась, выныривая из своих мыслей, и быстро зашагала к двери. Никого. Коридор общежития был до странности пуст — время-то не позднее — и тих, не слышно даже голосов из соседних комнат. Только портреты смотрели со светлых стен, отражая нарисованными зрачками магический свет — в коридоре не было ни одного окна.
На её пороге лежала записка. Белый лист, сложенный вдвое. Без подписи. Минами нахмурилась, села на корточки и провела над запиской рукой, развеивая возможные чары. Пусто. Её сердце сжало дурное предчувствие, но любопытство было сильнее осторожности, и Минами взяла записку в руки. Развернула.
Иногда лишь звёзды могут дать ответ, если их не затмит полная луна. Хочешь ли ты знать правду, Нами?
Минами нахмурилась. Так сокращала её имя только Ли Чин, и если это глупая шутка, то… Не смешно. Ли никогда не умела шутить, конечно, — обычно и не пыталась, — но в этот раз она превзошла саму себя. Минами смяла письмо в кулаке, гадая, откуда бы в тихой и благостной восточнице завелось чувство юмора.