— Что вы здесь делаете, молодые люди? — мистрис поджала губы.
— Ждём вас и… вашу прекрасную гостью. — Сария повела рукой, словно приглашая мистрис в доверенный круг, и Сорей прерывисто вздохнул. Минами перевела на него взгляд и с трудом заставила себя остаться на месте: в его глазах вспыхнули бордовые искры. — Она скоро будет здесь. Вы всё поймёте.
Поджатые губы мистрис Инор сказали Минами, что пока они обе не понимают ничего. Не понимать чего-то вдвоём, тем более со строгой мистрис, оказалось не так обидно.
— Ты можешь идти, девочка, — Сария посмотрела на неё покровительственно, как на неразумное дитя. Минами сжала кулаки, — спасибо за помощь.
Она хотела ответить что-нибудь едкое, что-нибудь уничижительное и в высшей степени не подобающее Солнечной жрице. Хотела. Но слова застыли в горле, стоило ей почувствовать это. Тёмный огонь, жажда и сила, сметающая всё на своём пути.
Не Лунная. Полнолунная жрица. Высшая жрица, коронованная шипами. Проклятый людьми и богами культ, враги её Богини! Уйти? Нет уж, теперь Минами останется здесь, чтобы увидеть, как это отродье навсегда канет в Пустоту!
Жрица смотрела на мистрис Инор, казалось, не замечая более никого вокруг:
— Привет, сладкая. Я скучала.
========== 1-10. Два силуэта ==========
В отрочестве Веора любила сравнивать себя с рыбой, информацию — с озером, а великие открытия — с жемчугом. Она плавала, ловко огибая подводные камни, и неизменно выбирала верные течения. Нила тогда казалась ей глупым головастиком, неизвестно зачем заплывшим в чужие владения. Но оказалось, что головастик тут — сама Веора. Слепая, не видящая дальше своего носа Зимняя жрица.
Нила всегда была впереди неё. На шаг, на полшага, на один взмах плавника — была. Вела за собой так уверенно и незаметно, что Веоре казалось: все решения принимала она. Позвала к Лунному алтарю, уговорила перебраться подальше от столицы и скользкого дядюшки, укрыла своей тенью от целого мира. Но это были лунные иллюзии. Сказка, нарисованная Веорой для самой себя, самоуверения, перед которыми оказалось бессильно благословение её видящего истину Бога.
Каждую ночь Веора не могла уснуть. Ведь в предрассветный час тогда, казалось, сотни лет назад, она осталась одна перед Лунным алтарём, ошпаренная осознанием и обидой. Жестокая Охотница не тронула свою верную жрицу, когда указала, что та не сможет заключить союз с Веорой. Но саму Веору наказала сполна. До сих пор наказывает, отнимая покой и тревожа болью давно заживший шрам на запястье.
Веора вспомнила это яркой вспышкой, и мгновение, отделяющее её сладкое забытьё от осознания, отозвалось грохотом спавших цепей. Звоном расколотых доспехов. Она ещё пыталась обманывать себя, шепча непослушными губами:
— Не может… Что вы?.. Мири… — Но резкое, яростное:
— Не она! — положило конец уверениям. Самообман. Как же Веора любила обманывать сама себя, наверное, во всём мире не отыщешь человека трусливей!
Она слышала, конечно, не могла не слышать, что гениальный Мастер алхимии, историк и исследователь, невеста кронпринца Элониль Арье из рода Призрачного Меча погибла в пожаре, охватившем её лабораторию. Слышала, ищейки так и не разобрались, что именно произошло, ведь все бумаги сгорели. Говорили, что даже камни оплавились, и поэтому тело… Тело так и не нашли. А теперь она — её Нила — смотрела своими глазами с чужого лица.
— Пришла, глупый Цветочек, — Нила обращалась к Сарии Авир. — Теперь умри.
Веора дрогнула, кинулась вперёд, собираясь закрыть студентку щитом своего Бога, но Сорей Авир успел первым. Он встал перед сестрой, бледный и решительный, и между ними и Нилой исказилось пространство, а воздух превратился в кривое зеркало. Его глаза мерцали золотом и серебром.
— Теперь я понял, — сказал он тускло, — я всё помню, Айри. Я всё исправлю. Прости.
Сария положила ладонь на его плечо и сжала. У Веоры шла кругом голова, она не понимала, что происходит, не хотела верить в то, что Нила — её Нила! — собралась убивать студентов. Ледяные доспехи её Бога стекали с её сердца, омывая его слезами. Такие громкие — оглушающие — мысли и такие ничтожные действия — шаг вперёд, рваный вдох, выдох:
— Нила!
Та вернулась к Веоре — или не к ней, конечно же не к ней, что она о себе возомнила? — в образе настойчивой студентки, высохшей, почерневшей от тяжести чужой души. Вымазанная в крови и гари, растрёпанная, безумно улыбающаяся, безумная… Веора всегда знала это — глубоко-глубоко в душе, — понимала, что Нила давно сошла с ума по лунной тропе, но думала, что это не так уж важно. Нила обернулась к ней, тряхнула головой, резко, как делала каждый раз, когда нервничала, и Веора наконец-то увидела это. Чёрные иглы шипов, вспоровшие кожу на лбу. Зелёное пламя зрачков. Безумие. Настоящее безумие, а не то игрушечное, которое она видела — или хотела видеть? — до сих пор.
— Что ты наделала…
— То, что была должна, — Нила вскинула голову, глядя на Веору презрительно, так, как никогда не смотрела раньше. Словно на пустое место. — Не тебе меня судить, Змейка.
Сария хлопнула в ладони раз, второй, третий, размеренно, отсчитывая одной ей известный ритм. Веора растерянно застыла на месте, сжимая кулаки, выдохнула. Этот ритм вводил её в транс, напоминал о сути Мастеров ритуалов: главное — чёткая последовательность действий и вера в результат. Ни капли неверия или спешки. Этого порывистая Нила никогда не могла понять.
— Ты открыла петлю, жрица, — тяжело уронила Сария, — и надела Корону, которая тебе не принадлежит. Ты…
— Я! — закричала Нила, вскидывая руки, и на её пальцах заплясало зелёное пламя. — Я, я, я! В Пустоту высокопарные речи, Цветочек, моя богиня жаждет твоей смерти!
Она быстро зашептала, и пламя ударило в пространственный барьер, растеклось по нему тягучими каплями. Сорей покачнулся, стиснув зубы, но остался стоять на месте, и Веора почувствовала к нему невольное уважение. Она пыталась понять, чего добивается Сария, зачем упорядочивает мысли окружающих, заставляя сосредоточиться на себе и мерных хлопках. Это не походило ни на один известный ей ритуал.
— Во славу богини! — Нилу охватило радостно-жёлтое пламя, и во дворе академии стало светло как днём. Минами Маол, несносная девчонка, которую Веора едва заметила за всеми потрясениями этой ночи, встала рядом с Сореем. Её лицо, бледное и решительное, поразило: Маол всегда казалась пустоголовой сплетницей, и увидеть другую её сторону Веора оказалась не готова. Солнечный огонь погас, и площадь вновь погрузилась в дрожащий полумрак.
Веора должна собраться, должна! Мистрис она или нет?! По её груди, от сердца и дальше, растёкся холод. Иней покрывал ткань форменной мантии острыми узорами, юркими змейками разбегался по светлой брусчатке. Веора сжала кулаки и взмахнула руками. Ей стоило лишь подумать, чтобы нерадивых студентов постигла немедленная кара в виде увесистого проклятья, но Нила… Нила не заметила её чар, словно полыхающее в её руках пламя ограждало от всего наносного. От проклятий Веоры, от солнечного огня Маол, от гипнотического ритма Сарии.
— Смело, но глупо, — Нила качала головой и улыбалась, словно и не чувствуя той боли, что должна приносить Корона. Словно это всё — только игра, в которой победитель определён ещё до начала. Так самоуверенно. Так… привычно. — Вера, — она посмотрела на Веору. Своими глазами с чужого лица, — почему ты с ними? Я делаю это ради нас!
«Ради нас». Эти слова вонзились в сознание Веоры, отозвались в душе колким узнаванием: так Нила говорила перед тем, как они разошлись. Бредила о каком-то цветке, о воле Луны и долге предков, о том, что нашла дневники своей сумасшедшей прапрабабки. О том, что только умывшись кровью они будут счастливы.
Нет. Веора не поверила ей тогда, не поверит и сейчас. Она сжала кулаки и зашипела. Волосы свились в тугие косы, зрение изменилось, являя ей сумеречную картину мира, и она увидела. Два силуэта — зелёный и красный — там, где стояла Нила. Её-зелёную опутывали чёрные тернии, медленно раздирая на куски, а она-красная полнилась жизнью и силой. Веора почувствовала отвращение к ней, к той женщине, которую когда-то любила, не видя всей грязи её души.