Он хотел бы сидеть рядом с ней, служить мольбертом, палитрой — кем угодно, лишь бы она наконец-то его заметила. И, может быть, даже поняла.
Сорей вздохнул. Его влюблённость была приятным дополнением студенческой жизни, и он не хотел ничего менять. Даже короткие уколы, ранящие самолюбие, когда она заигрывала с другими студентами, были почти приятны.
Впрочем, теперь даже экзамены, зависшие над головой Солнечным мечом, являлись пустяком по сравнению с другой напастью.
Чудить начала сестра.
И сначала Сорей не придавал этому значения. Сария, загоревшись очередной гениальной идеей, становилась невыносимо энергичной и погружённой в себя. Она не говорила о житейских мелочах, только о новом увлечении и вещих снах, но постоянно себя одёргивала. Виновато улыбалась и снова с головой погружалась в идею.
Типичная Сария.
Но чем дальше, тем меньше ему это нравилось.
Сестра тихо сходила с ума. Сорей видел это по её резким движениям, лихорадочно блестящим глазам и скрученным в небрежный пучок волосам. Чтобы Сария — и укротила свой огненный водопад? Немыслимо. Она пропадала в библиотеке с раннего утра и до поздней ночи, совершенно забывая про подготовку к экзаменам, и постоянно, постоянно бормотала о временных петлях.
Сорей смотрел, как она откладывает в сторону очередной научный том, как сутулятся её плечи и печально поникают рыжие кудряшки. Видел запавшие синие глаза и обветренные губы. Мелко дрожащие пальцы. Сорей боялся, что она втайне от него пьёт «веселящие» зелья, но не мог поймать её за руку. Не мог обвинить её в этом, чтобы криком заставить не чудить и стать прежней.
Вернуться к нему.
Поэтому он молча делал то, что считал нужным. Подсовывал еду, растягивал расстояние до библиотеки, закольцовывал коридоры, чтобы Сария возвращалась в комнату. Та словно ничего не замечала. Смотрела сквозь него, бормотала, что времени мало-мало-мало, а вход — выход — так и не найден.
Сорей почти отчаялся. Он напоминал про учёбу, про горку дел и куда более интересные вещи, но всё было б е с п о л е з н о.
Четыре дня он бегал за Сарией, как курица за цыплёнком, пытаясь контролировать каждый её шаг и при этом не завалить всё на свете, а потом она успокоилась. Разом. Как энергию выкачали. Смотрела на него, — не сквозь — рассказывала о каких-то глупых слухах, ходила на занятия, записывала лекции. Улыбалась.
И ничего не говорила о своих обожаемых временных петлях.
Но за два дня до полнолуния — Сария говорила, что это клятое полнолуние очень-очень важно — она позвала Сорея в город. Прогуляться по залитым светом улицам, насладиться чудесным летним днём. Поговорить, наверное.
Они долго гуляли по мостовым, рассматривая витые колонны и арочные окна домов в старом районе. Разглядывая людей, как в детстве, — пытались угадать их судьбы. Небо, почти белое, выцветшее, нагоняло на Сорея тоску. Сария болтала без умолку, рассказывая свежие сплетни о какой-то «восточной» Ли Чин (ну и имечко), любящей лазать по стенам академии без страховки. Потом — о мистрис Инор, вокруг которой развернула настоящие боевые действия одна из алхимичек.
— И что только нашла в нашей статуе, — недовольно проворчала Сария, наматывая на палец огненную прядь волос. В её голосе слышалось осуждение: хорошее настроение или хотя бы спокойствие мистрис Инор были жизненно необходимы всем ритуалистам с первого курса по пятый. А всю последнюю неделю мистрис ходила злая, как болотная гадюка, и была столь же милосердной. — Помешанная.
Она помолчала немного и, не дождавшись от Сорея ничего, кроме неопределённого смешка, сказала:
— Меня поймали, — буднично так, как о какой-то мелочи. Он сбился с шага. — Так глупо себя чувствую, знаешь. Замкнутый круг.
Она вздохнула, глядя на дверь с криво прибитой табличкой «Закрыто», — они зашли в узкие проулки, далёкие от столичного лоска, — и перевела тусклый взгляд на брата. В ярких лучах он видел, как бледна её кожа и остры скулы. Солнце ничего не скрывало, в отличие от Луны, и многое показывало в истинном свете.
Усталость. Отчаяние. Гнев. Надежду.
— Мне нужна помощь, Рейри, я… не справлюсь одна.
Сорей готов был пообещать всё на свете, любую помощь, любую мелочь, что угодно, если это поможет его сестре. Особенно когда она говорит так тихо и так… мягко. Непривычно.
Сария качнулась вперёд, вцепилась в его плечи острыми ногтями, прижалась грудью к груди. В её синих глазах — таких же ярких, как у него, — плясали сумасшедшие искры. Она выдохнула:
— Я испортила твою жизнь. Из-за меня тебя никогда не замечали. Не любили. Забывали в темноте. Жалкий. — Её лицо стало отталкивающе высокомерным. — Слабый. Это не изменится, пока… Пока… Убей ме-ня. Стань единственным.
И Сорей сорвался. Он кричал так, как никогда не кричал. Его распирало от злости и запоздалого ужаса: эта дура могла не спрашивать разрешения, а давно «справиться» со всем сама. И он бы остался один. Совсем один.
Без неё.
Сария слушала молча. Её лицо, бледное и больное в ярком свете солнца, казалось застывшей посмертной маской. Равнодушное. До оторопи спокойное. Сорей хватал воздух непослушными губами, он задыхался от бури эмоций, от мыслей, вмиг заполонивших голову, от её молчания. Его волосы трепали порывы фантомного ветра, не охлаждая, а лишь разжигая пожар гнева ещё ярче.
— Это «нет»? — Сария склонила голову набок. Словно всё в порядке. Всё естественно и обычно, не происходит ничего — совершенно ничего! — странного.
Сорей скрипнул зубами, с трудом удержав внутри новую волну едких слов. Не поймёт. Она снова его не поймёт.
— Забудь об этом! — выдохнул он как можно строже.
— Это «нет», — кивнула она. — Я так и думала. Спасибо. — Её взгляд смягчился, а улыбка, появившаяся на лице, была нежной и тёплой. Родной. Она сбила Сорея с толку. Снова. И он расслабился, ещё не понимая до конца, но чувствуя: что-то изменилось. Возможно, в самом воздухе. — Не измени своего решения, когда придёт время.
Сорей задохнулся от возмущения. Для кого он только что?!..
— Ты поймёшь, Рейри. — Сария стиснула его ладонь и прижала к своему горлу. Он чувствовал дрожь, когда она продолжила, монотонно и медленно: — Когда придёт время, ты всё поймёшь.
Поймёт? Что он должен понять?
С его сестрой всегда происходили странные вещи, вспомнить хотя бы, как в далёком детстве она скатилась по склону холма. Сорей помнит, что отчётливо слышал хруст ломающихся костей и тонкий крик Сарии. Но он не успел даже по-настоящему испугаться, а через несколько секунд после того, как тело сестры скрылось в густой траве, она как ни в чём не бывало коснулась его плеча и спросила, почему он застыл. Он еле успел её остановить, когда она шагнула к краю склона. Думал ещё: померещилось. Считал: боги уберегли.
Но боги ничего не делают просто так.
========== 1-4. Скажи мне «да» ==========
Стройные ряды парт ограждали мистрис Инор от благоговейно внимающей аудитории. Ряды парт и каменная кафедра в форме раскрытой книги. Студенты, обычно бестолковые и шебутные, в этот раз решили заинтересоваться лекцией. Мистрис Инор чувствовала себя актёром Высокого театра, которого должны были освистать за худую игру, но почему-то даровали букет из королевской ложи.
— Таким образом мы можем судить, что изображения древних богов, найденные в Каравалском храме, были срисованы с королей и королев того времени, которые, согласно закону Создателя, никак не могли являться божьими аватарами. — Она перевела дух и изобразила улыбку, с грохотом захлопывая книгу. — На этом всё, можете быть свободны.
Студенты не шелохнулись. Смотрели на неё блестящими глазами, все, от отличников до откровенных раздолбаев, и ждали чего-то.
— Но, мистрис Инор, колокола ещё не было, — робко прогрохотал один из студентов. Инор помнила: потомственный военный, зачем-то решивший пойти в природники. Зелёная мантия казалась маленькой для широких плеч, но он стушевался, большой и сильный, под ледяным взглядом мистрис.