— Ничего страшного, — отмахнулась она, — лекция окончена, идите.
— Но мистрис… Мистрис!.. Расскажите ещё что-нибудь! — вразнобой заканючили студенты, вселяя в честную душу Инор страшные подозрения.
С её лекций уползали даже фанаты истории — настолько сухо и одновременно витиевато преподносился материал. Она знала о своей проблеме, ректор знал о её проблеме, вся академия знала о её проблеме и тихо сочувствовала тем несчастным, кто выбрал историю профильным предметом. Никто ничего не менял, потому что своё дело мистрис Инор знала железно.
— Мистрис Инор, а что вы делаете вечером?! — звонкий выкрик с последней парты перекрыл нестройный гул голосов. Светлая девочка в жёлтом жилете целителей тянула руку вверх и улыбалась глупее обычного. Инор слишком хорошо знала, какие слухи о ней распространяла эта студентка по имени Минами Маол, и потому не удостоила её ответом. Холодного взгляда было более чем достаточно.
Колокол прозвучал для Инор праздничным гимном, и она с огромным удовольствием выпроводила всех из аудитории, кое-кому помогая магией. Закрылась на ключ. Выдохнула.
Великий, что вообще здесь происходит?
***
Каждый считал своим долгом как-то к ней обратиться, что-то предложить или спросить. Мистрис Инор выгибала брови, качала головой и не понимала, что происходит. В ней ведь… ничего не изменилось.
Но мир вокруг почему-то считал иначе.
Одни говорили: она очень удачно покрасила волосы (которые от рождения были чёрными и не знали краски), другие: новый тон помады необыкновенно ей идёт (она никогда не красилась), третьи: её голос похож на пение лесных нимф (карканье вороны было мелодичнее).
Мистрис Инор стремительно теряла терпение, репутацию ледяной статуи и здравый смысл.
Дошло до того, что она нашипела на излишне любвеобильного сегодня мэтра Жеода, с которым издавна соперничала за любые льготы, и, взмахнув подолом мантии, спряталась в своей аудитории.
Но студенты, жаждущие внимания мистрис, нашли её и там. Стучали в двери, пока она не одарила пару особо настырных мелкими сглазами. Могла бы и крупными, но дети же… Ректор не поймёт.
Ректор понял другое. Ворвался в её кабинет, сутулый, похожий на сложившую крылья пёструю птицу, с порога наградил парализующими чарами. Долго рассказывал о том, что пользоваться дриадскими приворотами в стенах академии нельзя, но если так уж хочется — то можно. Тихо и узконаправленно.
Впрочем, это касалось многих запретов: проклинать людей нежелательно, но если они наглеют, то нужно; строить романтические отношения с коллегами и студентами не очень хорошо, но если не целоваться под ректорскими окнами, то можно. Если так посудить, то в академии точно нельзя всего две вещи: умирать на работе и спрашивать о премии.
Пока мистрис Инор пыталась понять, насколько её возмутило предположение, что она может так «развлекаться», ректор убежал, взмахнув алой мантией, как крылом. И она осталась одна, очищенная от чар (даже лёгкая мигрень, начинающаяся к вечеру, не донимала) и гадающая: кто посмел.
Кто. Посмел?
Мистрис Инор почувствовала, как волосы на голове зашевелились, сами собой свиваясь в тоненькие косы, и прищурила засиявшие глаза.
Великий, сбереги этого идиота.
***
Следующий день прошёл спокойно: студенты, поспешно забывшие собственные странности, мирно раскланивались со строгой мистрис в коридорах и спешили пройти мимо. Она искала, чутко прислушиваясь к витавшим в академии слухам, — чего обычно не делала, — но всё было спокойно. Даже слишком.
И потому, устав от бесплодных подозрений, к концу дня мистрис Инор пришла в библиотеку, чтобы отдохнуть. Там было тихо. Вечер разогнал не любящих дышать вековой пылью студентов, закрасил книжные полки тёмными красками с яркими мазками света магических шаров. Мистрис Инор осторожно перебирала ветхие листы древних фолиантов, вспоминая каждый, узнавая — она перечитывала их не один раз, увлечённая тайнами прошлого.
Её отвлёк звук. Совсем рядом. Шаги, которые приближались, пока не замерли на противоположном краю стола. Тихий стук стекла о дерево. Мистрис подняла голову и увидела — совсем близко, только руку протяни, — лукавые тёмные глаза в обрамлении пушистых ресниц, зелёные волосы и широкую улыбку.
— Мири Калейна, — проскрипела мистрис Инор, — что вы?..
Студентка постучала ногтем по столу, посмотрела вниз, и мистрис, послушно переведя взгляд, увидела колбу с чем-то живым внутри.
— Что это?
— А вы возьмите, она не кусается. — Калейна подтолкнула колбу к Инор, и та, ведомая любопытством, взяла предложенное. Поднесла к глазам, щурясь на отблески света. И с лёгким удивлением увидела за тонким стеклом змею. Голубые чешуйки радужно поблёскивали в магическом свете, чёрные глаза смотрели с почти человеческим гневом.
Горная унна, неофициальный символ маленького поселения на склонах Руннады. И откуда только Калейна узнала? Крохотный язычок змеи затрепетал, пробуя сухой воздух, и чёрные глаза закрылись.
— Змейка для Змейки. Красавица, правда? — студентка улыбалась, светилась даже, довольная своей проделкой.
— Мири Калейна, — вздохнула мистрис, неосознанно поглаживая стекло, — это…
— Просто Найна, я же!.. — вскинулась студентка, и мистрис пришлось применить толику магии, чтобы оборвать ненужный и бесперспективный спор.
— …очень плохая шутка. Я могу вписать вам выговор.
Калейна нахмурилась, неуступчиво складывая руки на груди, и взгляд её из радостно-щенячьего стал угрюмым, жадным. Она не могла говорить, чары пока ещё действовали, но ей и не нужны были слова, чтобы заставить Инор делать по-своему.
Так она думала.
Мистрис Инор на миг прикрыла глаза, успокаиваясь. Найна Калейна. Снова. Вот уже неделю она преследовала Инор, куда бы та ни шла, и день ото дня становилась всё смелее: в коридорах, в столовой, в городе, в парке академии, в уборных… Смотрела тёмными глазами, губы алые облизывала — и смотрела. Как нищий на монетку. Дарила цветы, потом, узнав, что на половину этих пыльцовых веников у «объекта страсти» аллергия, — конфеты, книги, украшения. Теперь перешла к ползучим тварям.
Инор каждый раз отказывалась и каждый раз находила отвергнутый дар в своей комнате, а Найну Калейну — полностью отрицающей свою вину.
Дальше она что подарит? Доспех из чешуи Прародителя?
Великий, убереги!
— Мири Калейна, поймите, — мистрис устала объяснять одно и то же, — ваше поведение непростительно выходит за рамки деловых отношений, и вам стоит немедленно!..
— Немедленно. Что?
Калейна подалась вперёд, перехватила пальцы Инор, сжала, горячая, не позволяя выронить гладкую колбу. Прижалась лбом ко лбу, и в её глазах, тёмных глазах с расширенными зрачками, мистрис увидела туманный дриадский лес, заманивающий неосторожных путников в свои пределы, чтобы никогда не отпустить. И поняла.
— Ты же любишь опасность, Змейка, — прошептала Калейна, — мне можешь не врать, я вижу тебя насквозь, я знаю тебя, Вера. Ты…
— Что вы себе позволяете, — зашипела Инор, как никогда похожая на змею. Её зрачки дрогнули, сужаясь, а кожа побелела от гнева. Она схватила Калейну свободной рукой за подбородок и сжала. Пальцами второй руки чувствовала, как змея беспокойно стучится в стекло. — Зачем вы наложили на меня свои чары?
— Чтобы все, — с трудом пробормотала студентка, и мистрис слегка ослабила хватку, — могли увидеть, какая ты красивая.
— Вздор.
Инор оттолкнула её, отстранилась, крепко сжимая в мокрых пальцах горячее стекло.
— Прекратите это сами, мири Калейна, или мне придётся принять меры. Вам они не понравятся.
Она развернулась, чтобы уйти, громко стуча об деревянный пол каблуками.
— Скажи мне «да», — прошептала Калейна.
— Что?.. — Инор посмотрела на неё.
— Скажи мне «да»! Скажи.
Мистрис Инор почувствовала, как что-то пытается на неё воздействовать, окутывает запахами ненавистных цветов и молодых листьев. И сказала:
— Нет.