— Нормально, — тихо сказала Клэр. — Спасибо.
Она положила трубку и ждала, как ей показалось, очень долго, положив одну руку на телефон. Когда он зазвонил, она подпрыгнула и отдернула руку, как будто телефон внезапно загорелся. Затем ответила:
— Алло.
— Ласточка? — услышала она голос отца. — Как твои дела?
Вот так просто — «как твои дела», как будто он звонит ей каждый день. Клэр даже подумала, нет ли кого-нибудь с ним в одной комнате, кто может слышать.
— Мне нужно с тобой поговорить.
— У меня всего пять минут, что печально, но эти пять минут я полностью в твоем распоряжении.
Клэр взяла себя в руки.
— Это важно. Может занять больше пяти минут. Это о маме.
Клэр ждала, что он что-то скажет, о чем-то спросит, но не дождалась.
— Она заболела, я так думаю. Хотя заболела — не совсем правильно… — Клэр запнулась, — она меняется. Она ведет себя совсем по-другому. И это продолжается уже довольно долго.
— Да не о чем волноваться, Клэр, — сказал он. — Люди меняются. Каждый раз, когда я тебя вижу, ты другая. Например, когда ты в последний раз здесь была, ты отпила только пару глотков сливок, а помнишь, как ты их раньше любила?
Игривость в его тоне вызвала в ней приступ ненависти.
— Нет. Нет. Тут совсем другое. Это не обычные перемены. Послушай же меня!
— Я слушаю, — устало произнес он.
— Она все время готовит, иногда даже ночью.
— Ну, не вижу в этом ничего страшного. Продолжай, — сказал ее отец.
— И покупает странные вещи. Большие кастрюли и кулинарные книги.
— Ну, она всегда легко тратила деньги, — сухо заметил он.
— Да нет, ты не понимаешь. Она купила эти полотенца — всех цветов… — Даже самой Клэр это показалось несерьезным. Она услышала, как отец прикрыл трубку ладонью и заговорил с кем-то. Она запаниковала, понимая, что не может до него достучаться.
— И она забрала меня из школы, чтобы пообедать. И налила мне вина! — Ей не хотелось, чтобы в ее голосе слышалось отчаяние. Но она действительно была в отчаянии.
— Ну, полагаю, это мудро. Французские дети моложе тебя пьют вино, Клэр. Тебе понравилось?
— Мне понравилось? Отвратительно. И она флиртовала с официантом, совсем молодым, держала его руку. И она мне говорила вещи, которые не должна была говорить. Которые она раньше никогда бы не сказала. Вещи о… — Клэр уже плакала.
— Успокойся, ласточка. О чем?
Клэр закрыла глаза.
— О сексе.
«Ну вот, я сказала, — подумала она. — Теперь я предательница». Поверить невозможно, но отец рассмеялся.
— Послушай, Клэр, твоя мама взрослая женщина, одинокая женщина и, если я правильно помню, очень красивая женщина. Если ей вздумалось пофлиртовать с официантом или с кем-нибудь еще, это ее личное дело. Возможно, ты чувствовала себя неловко, но это вполне естественно. И тебе ведь уже почти одиннадцать лет. Я даже удивлялся, почему она до сих пор не поговорила с тобой на эту тему.
Клэр не обратила на его слова внимания.
— Я только думаю, что это все летучая мышь виновата.
— Летучая мышь?
— Как-то прошлым летом мы проснулись, а в доме летает летучая мышь. Мама рассказала об этом доктору Аду-бе, и он сказал, что на всякий случай нам следует сделать прививки от бешенства. Но не в живот. Мама считала, что не может быть, чтобы человека укусила летучая мышь, а он бы этого не заметил, но она все равно велела сделать мне уколы. Сама же не делала. И теперь она заболела.
— Да нет у твоей мамы бешенства, Клэр. — Он говорил уже голосом отца, демонстрирующего терпение. На мгновение, несмотря на все усилия, отчаяние победило гордость. И она заговорила более жалобно, чем ей бы хотелось.
— Папа, то, что происходит, пугает меня. Я не могу спать.
— Абсолютно нечего бояться. Уж поверь мне. А теперь мне очень жаль, но я должен идти.
«Он собирается повесить трубку, — подумала Клэр. — Держись, держись, держись».
— Ничего тебе не жаль. Но ты мой отец, ты должен помочь. — Последовала пауза.
— Говорю тебе как твой отец, что все в порядке, Клэр. Я тебе скоро позвоню. — И он повесил трубку.
Клэр посмотрела на телефонную трубку в своей руке, затем сунула ее под подушку, чтобы не видеть. Сползла на пол, подтянула коленки к груди и крепко обняла их.
«Глупо чувствовать себя еще более одинокой после этого разговора», — подумала она. Она ничего не потеряла, поскольку терять вообще было нечего. Тем не менее она все равно чувствовала себя очень одинокой.