Она вернулась в свою комнату, легла и услышала, как хлопнула входная дверь. Клэр выглянула в окно и увидела, что мать идет через лужайку — шаг упругий, почти танцующий. Пальто на ней не было. Она размахивала длинными обнаженными руками, как будто стояло лето, в одной руке у нее была корзинка для пикника, в другой термос. Она вошла в лес, отделяющий их дом от соседнего строения.
Мать вернулась поздно ночью. Клэр забылась в глубоком, тревожном сне, так что хлопок тяжелой входной двери она не расслышала.
Клэр исполнилось одиннадцать лет, и она была одна в беде, из которой не видела выхода. На четвертый день, в воскресенье, она встала с постели и продумала распорядок предстоящего дня.
— Сначала душ, потом завтрак, — твердо приказала она себе, как будто могла отказаться. Как только она встала под душ, сообразила, что все перепутала. Голова болела уже несколько дней, но под теплой струей воды головная боль расцвела, как роза, красная, со множеством лепестков. Боль билась внутри ее головы, ушей, шеи. Клэр закрыла кран и присела на край ванны. В ушах звенело. Еда. Ей нужно поесть.
Накинув пушистый халат, пошла на кухню и схватила первое, что увидела, — банан. Клэр с жадностью съела его. Ее тут же вырвало в раковину. Тогда шоколадное молоко. Ей стало лучше. Потом Клэр сделала два тоста, разрезав хлеб так, как она любила, по диагонали, намазала их маслом и съела, закрыв глаза. Клэр собиралась с силами. Она верила в кусок хлеба, в соленость масла на языке; она почувствовала, что ее душа ожила, во всяком случае, настолько, что она сможет подняться по лестнице, как следует вымыться в душе и одеться. Когда она чистила зубы, она взглянула на себя в зеркало.
«Та же старушка Клэр. Прежнее лицо», — сказала она своему отражению, пытаясь вселить в себя уверенность, и это было почти что правдой. Кожа натянулась на скулах, небольшие круги под глазами, но в целом то же самое, что и раньше.
«Та же старушка Клэр», — повторила она и едва не рассмеялась от облегчения.
Клэр положила блокнот, два карандаша и за компанию книгу «Анна из Эвонли» (книга про Анну, где было мало печальных событий) в свой рюкзак. Затем направилась в библиотеку, где по непонятным ей причинам мать теперь спала по ночам.
Она и сейчас была там, лежала на диване, укрывшись старым коричневым кашемировым пледом с кистями, свернувшись калачиком и повернувшись лицом к спинке. Клэр обрадовалась, что не видит ее лица, но стояла и смотрела на волосы матери, которые волной свисали с дивана — даже в полутьме они казались медовым сверкающим водопадом. Такая уж у нее была мама, она привлекала к себе весь свет в комнате и делала его частью себя. Внезапно на Клэр навалилась тоска. Она была всюду, целиком заполнила комнату. Клэр даже задержала дыхание, как человек, оказавшийся под водой. Затем огляделась в поисках сумочки матери. Она аккуратно стояла на полке. Клэр достала бумажник, вынула банковскую карточку матери и, даже не взглянув на спящую женщину, выбежала из комнаты. Отдышавшись, Клэр позвонила и вызвала такси.
Она попросила водителя подъехать к дому ближайших соседей. Кохены были пожилой парой, лет под семьдесят, которые проводили зимы на острове в Карибском море, название которого они держали в большом секрете, но мистер Кохен однажды назвал его Клэр, потому что она ему очень нравилась.
— Смотри не проболтайся, сестренка, — сказал он и подмигнул. — Если туда притащится весь город, нам придется искать новое место. — Клэр все удивлялась, что Кохены делают на этом острове и почему они не хотят, чтобы соседи узнали. Тем не менее она хоть и записала название в блокнот, никому об этом не сказала. Кохенов сейчас не было, но несколько рабочих меняли черепицу на крыше дома. Один из них помахал Клэр. Молодой, лицо загорелое, волосы желтые, как у серфингиста, и Клэр даже подумала, что человеку, выглядевшему так по-летнему, должно быть особенно холодно там, на крыше. Она помахала в ответ.
Водитель такси оказался человеком небольшого роста. Клэр подумала, что он слишком молод, чтобы водить машину, но потом разглядела водительскую лицензию на стекле и попросила отвезти ее в банк в центре города. Во время поездки они не разговаривали, а слушали оперную певицу, исполняющую арию. По тому, как голос певицы сначала поднимался, а потом внезапно опустился, Клэр догадалась, что с женщиной что-то случилось — что-то сначала разозлило ее, а потом опечалило.