Как ни тщательно, казалось, был продуман проект, а все равно на ходу, в живом сплетении проводов и аппаратуры приходилось непрестанно поправлять, переиначивать. С отверткой, с паяльником в руках поправлять и поправлять.
Щит должен быть центральным органом управления. Щит отражает всю картину энергосистемы — непрерывно, в каждый момент. Щит все время подсказывает: что делать. А главное действие на щите, как сложный электрический спектакль, разыгрывается опять-таки с помощью все тех же маленьких чувствительных лапок. Реле!
Еще и еще раз Мартьянов убеждался, как важно уметь ими распоряжаться, выкладывая из них своеобразную мозаику, чтобы все это на щите могло верно, бесперебойно работать: приборы, сигнализация, ключи и кнопки команд. И всякий раз, как что-нибудь не ладилось и Мартьянов чувствовал, что он запутывается в сети капризных устройств, невольно возникала мысль: а что бы предпринял здесь тот харьковский инженер С. М. Баскин, знаток телемеханики, его несостоявшийся учитель? Вероятно, он смог бы сейчас посоветовать. Но тот молчал, до сих пор не ответив на письмо. Может быть, где-нибудь в отъезде, или болен, или… Отчего еще человек может не ответить на письмо? На письмо, в которое было вложено столько горячего интереса и тяготения одного ума к другому.
А пока что Мартьянову приходилось одному, на собственный риск выпутываться из затруднений. Всяческих затруднений было достаточно.
Наконец щит был готов. Немалое событие в жизни Центрэнерго. Оно было отмечено и переменой в названиях — на новый, современный лад. Уже не просто центральный пункт, а центральный диспетчерский пункт. И не просто дежурный на пункте, а дежурный диспетчер.
Первым на новое дежурство был назначен Григорий Мартьянов — в честь его авторских заслуг. А помощником — все тот же Вадим Карпенко.
Диспетчер! Это вам не просто инженер, дежурный инженер, а командир на уровне последнего слова техники. Герой кнопок и ключей. Можно ли забыть, сколько соблазнительного открывало тогда, в те годы, это новомодное понятие, вышедшее из недр железнодорожной службы и едва начинавшее маячить на горизонтах индустрии! Диспетчер. Диспетчеризация… Этими словами охотно козыряли в разговорах, хотя все это существовало пока что больше на бумаге, в литературе, чем на практике.
А вот теперь здесь, на верхнем этаже здания с окнами на Москву-реку, это действительно осуществлялось. Первая диспетчеризация энергосистемы, диспетчеризация с элементами телемеханики.
Мартьянов торжественно уселся за… Нет, не за стол, как раньше. Теперь это пульт. Пульт управления с ключами и кнопками, выстроенными в блестящий ряд. Повинуясь малейшему движению руки, они так приятно, легонько пощелкивают. Влево — вправо, нажим — пуск. Музыка двух положений, по которой разыгрывается вся жизнь гигантской энергетической сети. Включено — выключено. И каждый нажим кнопки, каждый поворот ключа отражается там впереди, на главном щите управления.
Он простирается, этот щит, на всю стену дежурного пункта, загнув чуть под углом свои крылья справа и слева. Здесь все на глазах, все на виду. На крыльях — разные измерительные приборы, без которых не может обойтись ни один уважающий себя диспетчер. Часы, и не какие-нибудь, а самые точные, астрономические. Измерители частот. И термометр, и барометр…
Но самое-то великолепие было в центральной части щита. На сером фоне, как на огромном холсте художника, красовалось изображение условное, отлично выполненное графически. Портрет энергосистемы. Ничего лишнего, только главные, характерные черты. Кружки генераторов на станциях. Зубчатые обмотки трансформаторов. Прямоугольники масляных выключателей. Стрелы разъединителей. И всюду светящиеся линии, линии передач. И огни светофоров, зеленые и красные глазочки, придающие общей картине живое, вечно изменчивое выражение. А называется все это на языке телемеханики «мнемонической схемой» — произведение искусства инженера Г. И. Мартьянова.
Он сам сейчас, восседая за пультом, нажимая кнопки и переставляя ключи, бросает краски и тени на этот «портрет», меняя его выражение, и сам им любуется. Ну, разве не красота!
Все, что сообщают ему по телефону станции, подстанции, линейные пункты, и все, что он приказывает им, — все игрой этих кнопок и ключей мгновенно запечатлевает он на схеме, на живой мнемонической схеме. За серыми стенками щита целым роем прилепившиеся реле послушно фиксируют и выполняют его кнопочные команды. Пущен в ход генератор на станции Южная — и на щите, внизу левой части, в кружочке под номером «Ю-2» загорается красный глазок. Выключен один из масляников на Восточной — и на щите, в прямоугольнике «В-2-5», гаснет пуговка красная и зажигается зеленая. И так по всему фронту энергосистемы, по всем линиям и значкам мнемонической схемы. Сорок — пятьдесят разных точек на каждой станции, двадцать — тридцать разных точек на каждой подстанции, — и все они положены на общий портрет, строго именуются по номерам, и все живут на щите своей переменчивой двузначной жизнью: включено — выключено, красное — зеленое… А бывает, точка совсем молчит: темный, потухший глазок на схеме. Это значит: выведено из строя.