Выбрать главу

Насколько проще, легче стало теперь наблюдать за всем, что происходит в энергосистеме. Не надо малевать на синьках всякие узоры. Не надо каждый раз «расстилать простыни». Теперь одним взглядом можно окинуть сразу всю обстановку. Оценить, принять меры. И когда в напряженный момент кричишь по телефону: «Включайте линии!» — тут же можно следить по щиту за всеми переходами энергии. Ты видишь. Сам все видишь.

Было одно место на этом щите, поближе к центру, куда особенно пристально, ревниво всматривается сейчас Мартьянов. Там отражается работа его первого телемеханического устройства. По его вызову кнопкой седьмая подстанция сама, автоматически сигналит, что на ней происходит. В каком положении масляники, какие линии включаются, какие отключаются… И сигналы с подстанции немедленно ложатся красными и зелеными точками на этом куске щита. Устройство пока еще самое примитивное, первая проба, сделанная по образчикам того, что видел он в чужих проспектах. Но все же и в этом сквозило его умение пробиваться к своей цели.

Повелительно радостные нотки слышались в его приказаниях, разбегающихся по проводам. Какие-то особо отточенные движения появлялись у него, когда он начинал дирижировать кнопками и ключами. Даже присутствие начальника Центрэнерго и главного инженера, наблюдавших за этим первым испытанием, казалось, не мешало ему. Напротив, он был как актер, который, исполняя трудную, но увлекательную роль, чувствует внимание зала.

— Вторая городская, включайте генератор! Подстанция тринадцать — четыре, переведите на другой кабель! Северная, сообщите нагрузку!.. — страстно, с драматической ноткой звучал его высокий, отрывистый голос. Голос первого диспетчера.

Мартьянов чувствовал все сильнее, как помогает ему щит держать тверже, увереннее бразды управления. Картина системы не расплывается теперь, будто норовит ускользнуть. Вот она все время на виду, собранная воедино. И нет, пожалуй, и не может быть тех внезапных провалов, как, помните, было однажды в аварийную ночь, когда он в горячке переключений едва не дал ток высокого напряжения в линию, где вели ремонт. Теперь на щите вывешивается табличка с изображением черной молнии. Ремонт! Она громко кричит, эта табличка: «Осторожно! Там работают люди!» Ее уж не пропустишь даже при самой большой катавасии. И Мартьянов чувствует сейчас, сидя за пультом перед мнемонической схемой, что его отпускает, не гнетет больше тот противный, глубоко затаенный страх, в котором даже самому себе нельзя сознаться: а что, если опять такой же случай? Случая больше не будет, — растет в нем уверенность.

Мартьянов продолжал с воодушевлением командовать системой, почти влюбленно поглядывая на щит. А на панелях щита разыгрывался, сверкая красками, дивный световой спектакль.

10

Конечно, все это проходило не так уж гладко, как хотелось бы для первого торжества. Инженеры в отделе все время интересовались:

— Ну, как? На щите иль со щитом?

То вспыхнет сигнал не в том месте, где нужно. То погаснет вдруг не вовремя лампочка — вероятно, неправильно сработало реле. А то и Мартьянов схватится не за тот ключ. Много еще было всяких срывов, доделок, переделок… В общем, как полагается.

Мартьянов ревниво оберегал честь своего щита. Никто не смел сомневаться в преимуществах этой новинки. На всякое замечание автор был готов отвечать бесконечным спором, изнуряя противника аргументами, доказательствами.

Заботы о щите не прекращались. Угрожали переделки и другого рода — «переделки роста». Энергосистема непрерывно расширялась. Новые сети, новые точки, новые объекты… И все требовало и потребует еще себе места на мнемонической схеме, на пульте управления. Вероятно, нигде в мире ни один диспетчерский пункт не должен был подвергаться все время таким переделкам, как этот первый советский щит, установленный самостоятельно, без чужой опеки, в самом центре «керосиновой России». Потому что ни в одной стране не было такого героического прыжка к свету, такого роста и объединения всех очагов энергетики в единую цепь, какие совершались сейчас в России по ленинскому плану электрификации. И Григорий за всей возней со щитом, за всеми заботами чувствовал, что и он, инженер Мартьянов, в этом большом, великом деле все-таки не последняя спица.