Дни подготовки к курсовому проектированию. Весенняя пора, когда все за окном манит к себе и когда, как назло, студент должен сидеть дни и ночи напролет, отворачиваясь от соблазнов, за листами чертежей, за объяснительными записками. Мартьянов давал на кафедре консультацию. К нему входили поодиночке, расстилали листы. Он выслушивал объяснения, водил по схемам крепким указательным пальцем с пушком рыжеватых волосков. Строгий, неукоснительный палец! Сколько студенческих глаз следили с опаской за его маршрутом! Мартьянов не упускал случая отметить самую ничтожную ошибку, описку, небрежную линию.
Одной из первых была в тот день Тамара Белковская. Она как-то изменилась в последнее время. Стала взрослее, что ли, образумилась. И личико более осмысленное. Еще бы — редактор факультетской газеты, член комсомольского бюро. Но чего она так вырядилась сегодня — на консультацию, словно на бал? И ведь знает наверняка, что ей идет. «Ну ничего!» — угрожающе подумал он.
— Прошу! — указал на стул с холодной вежливостью и, чтобы не встречаться с ней взглядом, справился по тетрадочке, какая же у нее тема.
Сначала все шло благополучно. Белковская развернула рулончики схем и, поигрывая изящным карандашиком с цепочкой, объясняла устройство разной телемеханической аппаратуры. Кратко, связно. Он даже позавидовал ей втайне: вот как она умеет растолковывать. Ему бы частицу такого умения вместо всегдашних его рубленых фраз и скупых переходов: «отсюда имеем», «как очевидно»…
Конечно, он прошелся пальцем по схемам, постучал в нескольких местах: «Эге! А здесь не так!» Но, в общем, вполне нормальные придирки, обещающие, что все, кажется, сойдет.
Белковская приободрилась и даже раза два поправила кокетливым движением свою короткую стрижку.
Мартьянов снова предпочел заглянуть в тетрадочку. И вдруг задал вопрос:
— Ну-с хорошо. В отдельных устройствах вы разбираетесь. А как представляете себе, по каким признакам можно их распределить?
Вот оно: распорядок и классификация — его вечный конек!
Белковская замялась, теребя бантик на платье. Возможность разделить по принципу действия, по роду сигналов… И куда девалась ее уверенность, ее способность толково рассказать. И что она городит!
— Нет, это не так! — отрезал он.
И через несколько фраз прервал уже совсем обидным тоном:
— Ну что вы! — и брезгливо поморщился.
Он уже забыл, что всего несколько минут назад собирался ее похвалить — первый раз за все месяцы похвалить. Подумаешь, знает по кусочкам! Лоскутное представление… А общий взгляд, широкое понимание — никакого! Типичная психология гусыни.
И он уже почти с презрением окидывал ее неуместный наряд.
Мне трудно сразу разобраться одной, — проговорила она, ища в нем хоть каплю сочувствия.
«Одной»! — едко подхватил он. — Вы что же, надеетесь всегда получать чужую помощь?
Это было уже слишком. Ее глаза сузились — две угольные точки. И она, отвернувшись, прижала к носу платочек. Этого еще не хватало! Он так растерялся, что прикрикнул:
— Бросьте реветь! Лучше бы подумали как следует. Чудак, ну где ж тут подумать! Она вскочила и, оставив у него на столе развернутые листы, бросилась к выходу. В последний момент обернулась и выпалила:
— Вам легко! Если бы вы знали, какой для меня сегодня день! Спасибо за ваш свадебный подарок!.. — и с сердцем стукнула дверью.
Мартьянов остался один в комнате, за столом. Вот те на! Все это было так неожиданно, так нелогично, что неизвестно, что же делать. Поспешить за ней, успокоить? Или поставить ей на объяснительной записке «неудовлетворительно» и на том самому успокоиться?
Он не сделал ни того, ни другого, а сидел в одиночестве за столом, сумрачно уставившись в одну точку передоставленными листами. Мелькнуло пустяковое: что же ему теперь их самому сворачивать?.. Сидел, словно ждал. Ну, кто там следующий?
Но в тот день к нему на консультацию больше никто и не заглянул.
Говорили, это он припомнил Тамаре старое: и комедию вопросов, и «бунт» против задачек. Так ли уж? Почему же тогда через месяц, когда Белковская представила на курсовую комиссию вместе с листами схем и свою систему классификации, правда не очень последовательную, но свою, он больше всех защищал ее, настаивая повысить ей оценку? Почему?
Все-таки никак этого Мартьянова сразу не угадаешь.
Глава третья, — в которой героя повести одолевают сомнения
1
Опять не находил он ответа. Не находил? В своем новом положении он сам должен давать ответы. Точные, верные ответы на то, что возникает почти каждый день. И, конечно, на то главное, что лежит в основе всего, чем они тут занимаются.