Что-то странное со мной происходило, когда мы находились там. Угнетало меня что-то. И я не мог понять, что. Снаружи меня давит, или изнутри. Будто мой духовный клещ бился в конвульсиях. «Ну, ничего, мы тебя выкурим!»
– Вот, то высокое красивое здание, – продолжал Георгий знакомить меня с монастырём, – есть Минская духовная семинария. Там живут и занимаются семинаристы. Получают очень хорошее образование. А тут у нас Отец Борис орудует. – Он указал в сторону строения с уложенными по самую крышу дровами. – Ты если к нему на послушание попадёшь, то узнаешь, что значит работать топором, вилами, граблями и пилой.
– А я и так знаю и умею.
– После того, как ты проведёшь с отцом Борисом день-другой, ты поймёшь, что до этого ты с этими инструментами лишь игрался.
Мы спустились ниже, и подошли к «Явленской церкви», уже полюбившейся мне за её утончённость и стройность, за её прелестный купол-луковку. Трогательно она выглядела. Хотелось взять её с собой, положить под подушку, обнять и уснуть.
– По преданию, около 500 лет назад на этом месте явилась Пречистая Богородица и вернула чудотворную икону, исчезнувшую после пожара. Поэтому церковь и называется «Явленская». Сначала она была деревянной. Но огонь уничтожил её. И тогда была воздвигнута та, которая сейчас перед нами. Видишь, какая красивая! Вообще, всё здесь вращается вокруг нерукотворной иконы Жировичской Божией матери. Так что «хозяйка» здесь Пречистая Дева, мама нашего Спасителя, а значит и всех христиан. Предлагаю поклониться Пресвятой Богородице и приложиться к её нерукотворной святыне в Никольском храме Успенского собора.
В храме с невысоким, покатым потолком было тихо и очень уютно. Позолоченный, искусно выполненный иконостас переливался спокойным мерцанием мягкого света свечей. Казалось, они не просто горят, они живут, освещая милые лики Христа, Пресвятой Богородицы, апостолов, святых, преподобных. И они точно всматривались в мою грешную душу с полотен священных икон, приглашали скорей сбросить с себя это тяжёлое греховное бремя.
В груди кольнуло. Чудовищу явно стало не по себе.
– Как мне правильно приложиться к иконе? – шёпотом спросил я у отца Георгия, застывшего в умилении перед этой красотой.
– Подойди к иконе, осени себя крестным знамением с земным поклоном два раза, а после встань, помолись Пресвятой Богородице, приложись к святыне, ещё раз поклонись и перекрестись.
– А как молиться? Что говорить? – растерялся я.
– Загляни в своё сердце, дай ему сказать за тебя, и оно само найдёт нужные слова. Посмотри, как я это сделаю, а после – ты.
И он подошёл к легендарной святыне, облачённой в красивый, довольно массивный оклад, и проделал весь нехитрый обряд спокойно и размеренно.
– Теперь вы, Андрей.
Я осторожно, на полусогнутых, приблизился к иконостасу. Ноги сами подломились, и я, затаив дыхание первый раз в жизни, припал на колени, чувствуя, как внутренний червь съёжился, будто воспалённый нерв.
– Пресвятая Богородица! – замямлил я сокрушённо. – Да святится имя твоё, прими меня в святой обители твоей, пожалуйста, приведи меня к Господу, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.
Я встал с колен и поцеловал икону. Она была такая крохотная, с куриное яйцо, по виду будто из шоколада, или из тёмного янтаря. На ней проступал силуэт Богородицы с младенцем. Совершив земной поклон и крестное знамение я подковылял к ожидавшему меня Георгию.
– Всё в порядке? Слова нашлись?
– Да, по-моему.
– Пойдём.
Мы перекрестились и вышли из храма во двор.
– Вы, Андрей, ступайте в келью и подготовьтесь к исповеди. Вечернее служение начинается в 18:00 в «Никольском» храме. Где мы только что были. Отдохните, осмотритесь.
– Да, конечно.
– Ужин в 20:00 в трапезной. А журнал я пока у себя оставлю. Ознакомлюсь с вашим творчеством.
Вернулся в келью и присел на койку. Мой мистический сосед отсутствовал. Я посмотрел в окно. Явленская церковь со своей прелестной «луковкой» была совсем рядом. Не верилось, что сегодня заночую в этом святом месте. Мне это показалось абсолютно нереальным. Уснуть в окружении монахов, святынь, вдыхая прозрачный воздух с невидимыми глазу пылинками многовековой истории православия. Я осознал всем естеством своим всю необычность и знаковость своего местонахождения. Я в монастыре. В самом настоящем. И я приехал сюда не на экскурсию. Я приехал разобраться в себе самом. И изгнать из себя то, что поселилось внутри. Вырвать с корнем это мерзкое членистоногое, впившееся под кожу, под рёбра, проникшее в душу. Извлечь и уничтожить то, что трепетало теперь и билось в конвульсиях, предвкушая свою скорую погибель. Я шёл сюда долго, сам того не зная и не ведая маршрута. Не предугадывая, что дороги и извилистые, тернистые тропинки моей неспокойной жизни приведут меня сюда. Я полз, карабкался по обломкам крушений несбывшихся надежд, сквозь бури и шторма, с неисправным компасом в дрожащей руке. И нежный, крохотный свет маленького маячка моей веры увлекал за собой, указывая мне путь, где бы я ни был, в какой бы омут не угодил. И я не заглушил окончательно спасительный огонёк его. Господь не оставил. Под любым разрушительным ненастьем, под самым тяжёлым ударом он теплился и не угасал. Мой милый, славный маячок. Я пришёл сюда, такой как есть. Я пришёл к Господу.