— Сколько еще выдержит этот вертолет?
— Я пролетал миль сто пятьдесят над Атлантикой в гораздо худшую погоду. — Лейтенант Вильямс не выказывал признаков усталости, тревоги или напряженности, более того — казалось, он даже доволен. — Вопрос в том, сколько еще выдержите вы.
— Совсем немного. Но мы должны проверить сколько. Возвращайтесь туда, где вы меня подобрали, и мы сделаем круг по берегу Торбея. Сначала южный берег, затем на север западным берегом, после этого на восток, обогнем Торбей и вернемся к его южному берегу.
— Как прикажете. — Вильямс повернул вертолет на северо-запад резким, заваливающим движением, что плохо отразилось на моем желудке. — Кофе и бутерброды вы найдете вон в той коробке.
Я решил оставить кофе и бутерброды в покое.
Путь в двадцать пять миль до восточной оконечности острова Торбей отнял у нас почти сорок пять минут, из-за сильного встречного ветра. Видимость была настолько плохая, что весь путь Вильямс летел по приборам. Но несмотря на это, он вывел вертолет точно на песчаную косу, будто летел по радиомаяку. Я испытывал все большее уважение к Вильямсу, как к человеку, который точно знает, что делает; одновременно я все меньше уважал самого себя, поскольку уже не знал, что мне делать дальше. Я вспомнил о дядюшке Артуре и быстро решил, что лучше буду думать о чем-нибудь другом.
— Смотрите. Там похоже на то, что вам надо, — показал Вильямс, когда мы преодолели примерно половину южного берега Торбея. — Вам так не кажется?
Это и в самом деле походило на то, что надо. Большой, сложенный из белого камня дом в георгианском стиле, построенный в сотне метров от берега и в метрах тридцати над уровнем моря. Дюжины подобных строений рассеяны в самых разных местах, на самых отдаленных и пустынных островах Гебридского архипелага. Черт знает, кто их строил, для чего и как. Но не дом нас интересовал в данном случае, а большой эллинг у закрытой бухты. Не дожидаясь указаний, Вильямс бросил огромную машину вниз, к стоящему под сенью деревьев дому.
Я расстегнул полиэтиленовую сумку, спрятанную под курткой, там было два пистолета. Люгер сунул в карман, а "Лилипут" закрепил пружинным зажимом на левом предплечье. Вильямс с отсутствующим видом смотрел вдаль и что-то насвистывал.
В этом доме уже многие годы никто не жил. Часть кровли обвалилась, соленый воздух разъел краску, и комнаты, которые я увидел сквозь открытые, с разбитыми стеклами, окна, были голы; длинные полосы обоев устилали полы. Тропинка к маленькой бухте сплошь заросла мхом. Пятки все время проваливались, оставляя на тропе глубокий и четкий след — первый в этих местах за много-много лет. Эллинг был достаточно вместительным, по меньшей мере восемнадцать метров на девять, но это и все, что я могу о нем сказать. Двустворчатая дверь с тремя парами петель и двумя висячими замками. Замки и петли, казалось, насквозь проела ржавчина. Я чувствовал тяжесть люгера в кармане, и это ощущение показалось мне не отвечающим ситуации. Я вернулся к вертолету.
Еще двадцать минут, и еще две ложные тревоги. Большие белые дома в георгианском стиле с эллингами при них. Я был почти уверен, что тревоги ложные, но должен был проверить. Пустой номер в обоих случаях. Последние обитатели этих домов умерли до того, как я родился. Когда-то здесь жили люди, семейные люди: большие семьи, много денег и амбиций, вера в себя и уверенность в будущем. Иначе не строили бы они такие большие дома. А теперь люди ушли, бросив эти монументы утраченной веры в будущее.
Западный берег не дал ничего. Оставив поселок Торбей и остров Гарв далеко в стороне мы летели на север, пока не достигли северного берега залива, затем на восток вдоль этого берега. Мы дважды приземлялись, один раз для того, чтобы обследовать окруженную деревьями закрытую бухту метров пятнадцати в диаметре, и еще раз, чтобы осмотреть небольшой комплекс промышленных зданий, где, как сказал Вильямс, перерабатывался высококачественный песок, входящий в состав известной зубной пасты. Снова ничего.
Во втором случае мы задержались еще на пять минут. Лейтенант Вильямс проголодался. Я — нет. Теперь я уже начал привыкать к вертолету, но есть мне не хотелось. Был полдень. Половина времени прошла, а ничего не прояснилось. И уже казалось, что и не прояснится. Дюдюшка Артур будет торжествовать. Я взял карту у Вильямса.
— Так так, давай выберем дальнейший маршрут. Пройдем вдоль пролива до мыса Долман-Хед, что напротив острова Гарв, затем до залива Хайварт. — Залив Хайварт тянется на семь миль, там всегда ветрено и он весь усеян островками, вытянувшимися в цепочку с запада на восток; в некоторых местах ширина залива достигает полмили, по берегам горные массивы. — Снова возвратимся к мысу Долман и до самого мыса Карара. Затем на восток вдоль южного берега залива Лох-Гурон.
— Лох-Гурон, — кивнул Вильямс. — Самое дикое и самое опасное для плавания место к западу от Шотландии. Если хотите знать, это последнее место, куда бы я полетел добровольно. Скорее всего вы там не найдете ничего, кроме обломков и скелетов. Там на двадцати милях больше рифов, шхер, подводных камней, быстрин и водоворотов, чем во всей остальной Шотландии. Местные рыбаки туда и близко не подходят. — Он показал на карте. — Посмотрите на этот проход между островами Даб-Сгейр и Валлара, которые торчат в самом устье Лох-Гурона. Самое страшное место. Видели бы вы, как рыбаки хватаются за стаканы с виски при одном упоминании о нем. Его называют Бель-нан-Уам. Пасть могилы.
— Они тут у вас весельчаки… Нам пора отправляться.
Ветер дул с прежней силой, море внизу все так же штормило, но дождь прекратился, и это сильно облегчило нам поиск. Путь от песчаной отмели до пролива ничего не дал. Ничего не дал и залив Хайнарт. Между заливом Хайварт и мысом Каррара — восемь миль в западном направлении — было только две деревушки, прижавшихся к кромке воды, за домами высились голые холмы. Бог знает, чем живы местные обитатели.
Мы повернули на север, затем на северо-восток, потом на восток вдоль берега Лох-Гурона.
Многие места имеют дурную репутацию. Не все ее оправдывают, но есть и такие, что любым рассказам варишь с первого взгляда. Обрывистые, темные, каменистые берега лишены какой-либо растительности. Четыре острова, вытянувшиеся цепью с востока на запад, гармонируют с видом побережья. Издали казалось, что южный и северный берега залива смыкаются, что это не острова, а сплошной отвесный утес, примыкающий к зловещей грозной гряде. Под прикрытием островов в заливе было темно как в полночь, только вода казалась белой от пены — так бешено она бурлила и крутилась в водоворотах, прокладывая себе путь в узких протоках между островами в берегом. Прокладывая путь в муках. В Бель-нан-Уам, Пасти могилы, вода была молочно-белой, как в половодье на порожистой реке Макензи, когда тает снег. Дикое место. Только чокнутый сунулся бы сюда на яхте. Очевидно, чокнутые поблизости все же были. Когда мы миновали первый из островов, Даб-Сгейр, и направились к проходу, я заметил узкий просвет между скалами в южной стороне острова. Там была окруженная камнями бухта — если можно ее так назвать величиной с два теннисных корта, почти полностью отделенная от моря — проход был не шире десяти метров. Я посмотрел на карту: бухта Малая Подкова, так она называлась. Не оригинально, но очень метко. В бухте была лодка, достаточно большая лодка, похожая на переоборудованную спасательную шлюпку. Она стояла на двух якорях прямо посреди бухты. За бухтой была небольшая поляна, поросшая мхом или травой, а дальше что-то вроде русла пересохшей реки, уходящего вдаль, за холмы. На поляне стояли четыре палатки цвета хаки, около — работали люди.
— Похоже на то самое? — спросил Вильямс.
— Похоже на то.
Но это было не то. При первом же взгляде на худого человека в очках с толстыми линзами и с клочковатой бородой, который быстро шагнул вперед, как только я высадился, стало ясно, что это совсем не то. Второй взгляд — на семь или восемь парней, бородатых, закутанных в шарфы и нелепо одетых, которые не работали, как я сперва подумал, а боролись с ветром, срывающим палатки, — этот взгляд был уже лишним. Эта лодка явно не была захвачена. Теперь я разглядел, что это спасательная морская шлюпка, корма ее была полузатоплена, она имела крен на правый борт.