Снявши голову, по волосам не плачут. Этот человек не станет помогать мне, если не узнает правду. А без его помощи мне не обойтись. Поэтому второй раз за эту ночь и второй раз за всю свою жизнь я сказал:
— Я агент службы безопасности. — Слава богу, что дядюшки Артура не было здесь, его давление от такого нарушения конспирации подскочило бы так, что он не выжил бы. В отличие от Мак-Дональда и Шарлотты, Хатчинсон узнал не просто правду, он узнал всю правду.
— Будь я проклят, если это не самая жуткая история, которую мне доводилось слышать! И все прямо под нашим носом. — Слушая его речь, трудно было решить, австралиец он или американец. Позднее я узнал, что Хатчинсон много лет провел во Флориде, где ловил тунцов. — Так это вы были на той трещотке? Однако, братец, от тебя ни днем ни ночью не скроешься. Ладо, обязуюсь "малышом" вас больше не называть. Так что вы хотите, Калверт?
Я объяснил ему, что рассчитываю на его личную помощь этой ночью, надеюсь использовать и шхуны вместе с экипажами в течение двадцати четырех часов, а также должен немедленно воспользоваться передатчиком. Он кивнул:
— Рассчитывайте на нас. Я скажу своим мальчикам. Можете начать передачу прямо сейчас.
— Я бы предпочел, чтоб мы с вами отправились прямо сейчас на борт нашей яхты, — сказал я. — Вы бы подождали меня там, а я бы вернулся сюда к передатчику.
— У вас еще есть о чем посекретничать с вашими ребятами, а?
— Я просто боюсь, что нос "Файркреста" в любую минуту воткнется прямо в эту дверь.
— Тогда я предлагаю сделать по-другому. Я подниму ребят, мы возьмем "Шарман" — это та шхуна, что ближе к сараю, — и подойдем к "Файркресту". Я перейду к ним на борт, а "Шарман" покрутится вокруг да около, пока вы передаете свое сообщение. Потом вы перейдете на яхту, а мальчики вернут "Шарман" на место.
Я подумал о водоворотах вокруг рифов, о пенных бурунах в устье залива и спросил:
— А не рискованно выходить в море на ваших судах в такую ночь?
— А чем вам не нравится эта ночь? Прекрасная свежая ночь. Лучше не надо. Это еще что, я помню, как мои ребята выходили отсюда в шесть часов вечера в декабре, в самый настоящие шторм,
— Была серьезная необходимость?
— Представьте себе, очень серьезная. — Он улыбнулся. — У нас кончились все запасы спиртного, и ребята спешили добраться до Торбея, пока не закрылись кабаки. Все будет о'кей, Калверт.
Больше я ничего не сказал. Было пределом мечтаний иметь Хатчинсона при себе до конца этой ночи. Мы вышли в коридор, и тут он заколебался;
— Двое из моих ребят женаты. Я думаю…
— Они будут вне опасности. Кроме того, они будут как следует вознаграждены за работу.
— Не портите нам удовольствие, Калверт. — Для человека с таким громыхающим басом он иногда выглядел удивительно мягким. — Мы не возьмем денег за такую мелочь.
— Я не нанимаю вас, — сказал я устало. Слишком многих мне пришлось переубеждать в эту ночь, чтобы бороться еще с Тимом Хатчинсоном. — Страховая компания назначила премию. Я имею указания предложить половину вам.
— А, ну это совсем другое дело. Я не прочь облегчить карманы страховой компании. Но не половину, Калверт, не половину. Ведь тут работы на один день, после того, что вы уже сделали. Двадцать пять процентов нам, а двадцать пять вам и вашим друзьям.
— Вы получите половину. Другая половика пойдет на компенсацию тем, кто пострадал от них. Например, в Эйлен-Оране есть старая супружеская чета, которым кроме мечты жить дружно и умереть в один день нужно еще как-то прокормиться до этого дня.
— А вы ничего не получаете?
— Я получаю свое жалованье, размер которого я обсуждать не собираюсь, потому что это больной вопрос. Работник службы безопасности не имеет права на премию.
— Вы хотите сказать, что можете быть избиты, застрелены, наполовину утоплены и искалечены при очередной попытке вас прикончить, и все это за какое-то вшивое жалованье? Вы нормальный, Калверт? Какого черты вы этим занимаетесь?
— Это не оригинальный вопрос. Я задавал себе такие вопросы раз по двадцать в день. А иногда и чаще. Но эти времена уже прошли.
— Я пойду поднимать мальчиков. Эти хранители золота должны наградить их золотыми часами обязательно с гравировкой.
— Награда полагается в виде денежной премии и никак иначе. В зависимости от того, какую часть товаров удастся спасти. Мы очень надеемся найти груз с "Нантсвилла". Много шансов на то, что найдем. Премия составит десять процентов. Ваших — пять. Минимум, на который можете рассчитывать вы и ваши ребята, это четыреста тысяч фунтов стерлингов, максимум — восемьсот. Тысяч фунтов, я имею в виду.
— Повторите еще раз… — Он посмотрел так, словно ему на голову упала башня лондонского Тауэра. Я повторил, и спустя некоторое время он смотрел уже так, словно на голову ему упал всего лишь телеграфный столб. Он строго сказал. — За такую плату можете рассчитывать на очень серьезную помощь. Больше и говорить нечего. Выкиньте из голову всякие мысли насчет объявления о помощи в газете. Тим Хатчинсон — ваш.
Он провел "Шарман" между Сциллой и Харибдой на выходе из этого ужасного залива на полном ходу. Покрытые пеной рифы тянулись к нам с обеих сторон. Он, казалось, не замечал их. Да он просто не смотрел на них! Двое его мальчиков — этакие заморыши ростом по метр восемьдесят пять или около того — всю дорогу откровенно зевали от скуки. Хатчинсон установил точное место расположения "Файркреста" задолго до того, как я вообще начал различать контуры судна в тумане, и подвел к нему "Шарман" так аккуратно, как я бы сумел прижать свой автомобиль к бордюру ясным днем — да и то в лучшие мои времена. Я перепрыгнул на борт "Файркреста", что вызвало там страшный переполох, поскольку ни дядюшка Артур, ни Шарлотта не услышали даже шороха при нашем появлении. Объяснив им ситуацию и представив Хатчинсона, я вернулся на "Шарман". Пятнадцать минут спустя, закончив радиосеанс, я вновь оказался у себя на борту.
Дядюшка Артур и Тим Хатчинсон были уже закадычными друзьями. Бородатый гигант-австралиец был предельно учтив и респектабелен, не забывая добавлять обращение "адмирал" к каждой своей фразе; дядюшка же был искрение рад и чувствовал себя обязанным Тиму за его появление на борту. Что касается меня, то я почувствовал, что мой авторитет капитана судна поставлен под сомнение, и так оно и было.
— Куда мы теперь направляемся? — спросила Шарлотта Скурос. Я был несколько ошарашен тем, что она так же искренне радовалась присутствию Хатчинсона, как и дядюшка Артур.
— Даб-Сгейр, — сказал я.— Пора навестить лорда Кирксайда и его очаровательную дочь.
— Даб-Сгейр! — Она отпрянула от меня. — Вы же говорили, что ответ надо искать в Эйлен-Оране или на Крэйгморе?
— Так оно и было. Но только ответы на некоторые частные вопросы. Но конец пути — на Даб-Сгейр. Конец пути и конец радуги.
— Вы говорите загадками, — сказала она холодно.
— Только не для меня, — охотно пояснил Хатчинсон. — Конец радуги, мадам, это место, где зарыт котелок с золотом. Так говорят легенды.
— Что касается меня, я предпочел бы котелок с кофе, сказал я. — Кофе для четверых, и приготовлю я его сам, собственными честными руками.
— Я бы предпочла пойти спать, — сказала Шарлотта. — Я очень устала.
— Вы сварили кофе для меня, — сказал я с шутливой угрозой.Теперь придется выпить мой. Все должно быть по-честному.
— Ну, тогда побыстрее.
Я сделал все очень быстро. Поставил четыре чашки на жестяной поднос, всыпал в каждую солидную дозу растворимого кофе, добавил в каждую молока и сахара, а в одну из них кое-что еще. Недовольства качеством кофе не возникло.
— Не понимаю, почему бы вам всем троим не пойти спать? — спросил Хатчинсон, осушив свою чашку. — Или вы думаете мне нужна помощь?
Вне всякого сомнения, в помощи он не нуждался. Шарлотта Скурос отправилась спать первой — она вдруг почувствовала себя очень сонной, в чем я ничуть не сомневался. Она уснет крепко. Дядюшка Артур и я ушли чуть позже, Тим Хатчннсон пообещал разбудить меня, когда мы подойдем к берегу с западной стороны Даб-Сгейра. Дядюшка Артур закутался в плед на диване в салоне. Я пошел в свою каюту и лег.