— Подождите меня минуту, я кое-куда схожу.
Я сходил в комнату охраны рядом с подвалом для заключенных и принес бутылку виски.
— Вы что, алкоголик?
— Вот и все, — сказал я. — Я отчаливаю.
— Что вы?.. — Ее серо-голубые глаза распахнулись, брови опять исчезли под волосами, но на этот раз в тревоге, а не от изумления. — Вы уходите и оставляете меня здесь?
— Оставляю. Если вы думаете, что я задержусь хоть одну лишнюю минуту в этом проклятом замке, то вы с ума сошли. Я уже наигрался. Или вы хотите, чтобы я дождался смены караула?
— Но у вас есть пистолет, — сказала она простодушно. — Вы можете арестовать их, разве нет?
— Арестовать кого?
— Караульных. Они на втором этаже. Они, наверное, спят.
— Сколько их?
— Восемь или девять. Я точно не знаю…
— Восемь или девять! Она точно не знает! Я что, по-вашему, супермен? Или вам хочется, чтоб меня убили? Вот что, Сьюзан, не говорите никому, что я был здесь. Даже отцу. Никому, если хотите, чтоб здесь когда-нибудь гуляли ваши дети. Понятно?
Она положила ладонь на мою руку и тихо, со страхом в голосе, сказала:
— Вы можете взять меня с собой?
— Могу. Я могу взять вас с собой и все поломать. И точно так же, если я хоть раз пальну в охрану наверху, тоже все будет кончено. Все зависит от того, узнают они или нет, что здесь кто-то был. Если только они это обнаружат, если у них возникнет хотя бы намек на подозрение, — они тут же соберут чемоданы и испарятся. Сегодня же ночью. А я, видимо, ничего не смогу сделать до вечера. И вы, конечно, понимаете, что они не уйдут, пока не убьют всех, кто сидит в подвалах. И вашего отца — тоже. И они заглянут в Торбей и позаботятся, чтобы сержант Мак-Дональд не смог дать свидетельских показаний против них. Вы этого хотите, Сьюзан? Бог знает, как бы мне хотелось забрать вас отсюда, я ведь сделан не из железобетона, но если я это сделаю, зазвонят все колокола тревоги и они выдернут чеку. Неужели вам это не понятно? Если они вернутся и увидят, что вас нет, вывод будет только один: маленькая Сьюзан сбежала с острова. И ясно, с какой целью. Вы не должны исчезать.
— Хорошо. — Теперь она была спокойна. — Но вы кое-что упустили.
— Я самый большой старый растяпа. Что именно?
— Гарри. Он-то ведь исчезнет. Он не может не исчезнуть. Вы же не можете допустить, чтобы он рассказал.
— Он исчезнет. Вместе с охранником у ворот — я скрутил его по дороге сюда.
У нее опять расширились глаза, но я вытянул руку, засучил рукав куртки и свитера, достал из кармана опасную бритву, и полоснул ею по руке, но не глубоко, не так, чтобы из меня вытекла вся кровь, а чтобы хватило смочить ею как следует конец штыка. Я дал ей моток пластыря, и она без лишних слов залепила порез. Я опустил рукава свитера и куртки, и мы вышли — впереди Сьюзан с бутылкой виски и фонарем, следом Гарри, а сзади я с винтовкой наперевес. В холле я запер дверь той же отмычкой, какой ее отпирал.
Дождь прекратился, ветер утих, но туман был сильнее, чем обычно, и стало очень холодно. Бабье лето в Хайленде в полном разгаре. Мы прошли к тому месту, где я бросил винтовку часового, шли при свете фонаря, с которого я теперь снял маску из пластыря, но разговаривая вполголоса. Парень, что нес неусыпную вахту на крепостной стене, не смог бы нас увидеть в самый лучший в мире прибор ночного видения, но звук в густом тумане приобретает непредсказуемое свойство — он то рассеивается, то глохнет, а то вдруг слышится с удивительной четкостью. Надо было соблюдать осторожность.
Я велел Гарри лечь на траву лицом вниз — если бы я оставил его на ногах, он попытался бы сбросить меня с кромки утеса. Потом вытоптал траву в нескольких местах, сделал несколько вмятин прикладом винтовки и воткнул винтовку часового в землю почти отвесно, чтобы ее было видно издалека; винтовку Гарри я положил так, чтобы был заметен окровавленный штык, расплескал вокруг нее три четверти содержимого бутылки, а почти пустую бутылку положил возле одной из винтовок.
— Как вы думаете, что здесь произошло ? — спросил я у Сьюзан.
— Это же ясно! Они устроили пьяную драку, оба поскользнулись и свалились с обрыва.
— А что вы слышали?
— О, я слышала, как двое парней орали в холле. Я выглянула во двор и услышала, как они ругаются последними словами. Кто-то сказал Гарри, чтобы он вернулся на свой пост, но Гарри кричал, что нет, что он, черт побери, должен отомстить немедленно! Я скажу, что оба они были пьяны, и я не могу повторить все, что они говорили. Последнее, что я слышала, это как они вместе шли прочь от замка, все еще ругаясь.
— Умная девочка. Именно это вы и слышали.
Она шла за нами до того места, где я оставил часового. Он еще дышал. Почти вся моя веревка ушла на то, чтобы связать пленников вместе, таким образом, чтобы они могли двигаться. Конец веревки я держал в руке. Им нелегко будет держать равновесие со связанными за спиной руками, а при спуске по скользкому и обрывистому склону, они вряд ли устоят на ногах. Если они начнут скользить и падать, мне придется резким рывком ставить их на ноги. Но у меня не было желания тоже обвязаться веревкой вокруг пояса, как делают альпинисты. Если бы кто-то из них сделал шаг в сторону в темноте, они увлекли бы меня за собой в пропасть.
— Спасибо вам, Сьюзан, — сказал я. — Вы очень мне помогли. Не принимайте больше снотворного сегодня — им может показаться чертовски странным, если вы безмятежно проспите до полудня.
— Я, наверное, могла бы проспать и до послезавтра. Я не подведу вас, мистер Калверт. Все будет хорошо, правда?
— Конечно.
— Вы ведь могли бы столкнуть этих двоих с обрыва, если бы захотели, да? — спросила она после паузы. — Но вы не сделали этого. Вы могли бы порезать руку Гарри, а порезали свою. Я прошу у вас прощения за мои слова, мистер Калверт. За то, что назвала вас злым и ужасным. — Еще пауза. — Я думаю, вы замечательный.
— Они все получат по заслугам, — сказал я. Но я разговаривал сам с собой — она уже исчезла в тумане. Хотел бы я разделять ее чувства, но я вовсе не чувствовал себя замечательным, я чувствовал лишь смертельную усталость и беспокойство, потому что даже самые лучшие в мире планы — это нечто воображаемое, я не поставил бы и гроша ломаного на то, что они сбудутся. Но я запретил себе беспокоиться и сомневаться в успехе и поднял на ноги своих пленников.
Мы медленно спускались, по предательски скользкому склону, я шел последним, держа в левой руке фонарь, а в правой крепко, но не слишком крепко, — зажал конец веревки. Пока мы спускались, я рассеянно размышлял о том, почему же я не порезал руку Гарри вместо своей. Это было бы гораздо логичнее оставить на штыке кровь Гарри.
— Надеюсь, прогулка была приятной? — любезно спросил Хатчинсон.
— Скучной она не была. Вам бы понравилось.
Я долго наблюдал за Хатчинсоном, ведущим "Файркрест" сквозь мрак и туман, и решил задать давно мучивший меня вопрос:
— Послушайте, не поделитесь ли вы своим профессиональным секретом. Ведь то, как вы управляете судном, кажется сверхестественным. Как, скажите на милость, вы нашли сегодня дорогу к этому пирсу? Ночь, туман, волны, прилив, течения. Ориентиров никаких, а вы подогнали яхту к нужному месту, к оговоренному времени с точностью почти до минуты. Сказка, да и только.
— Ну, сверхестественного здесь ничего нет. Ориентиров никаких нет над водой, а под водой сколько угодно. Нужно просто иметь хорошую карту глубин и эхолот.
— Так просто?
— Отнюдь, не каждый это сможет, но учтите, что эти места для меня все равно что задний двор у дома. Ладно, хватит лирики. Куда нам теперь?