Одна из ночей мне особенно памятна. Я работал уже в соляных копях. Возвращаясь домой пьяным от усталости, замертво валился спать.
Несколько дней подряд не виделись мы с Бало у ключа, хотя нам, соседям, легко было условиться о встрече. Но у родных Бало гостил ее двоюродный брат, и у меня к тому же не было ни минуты свободной, чтобы перекинуться с ней словечком. Новичку трудно в копях, а я учился новому делу с увлечением и уставал порядком. Недаром говорится: коли попадешь в соляные копи, сам изойдешь солью.
Однажды вечером Бало сказала мне:
— Давай встретимся у ключа ночью, часа в два.
Я ответил, что очень устал.
— Приходи, — настаивала Бало, — мне нужно… Я должна сказать тебе что-то очень важное.
Я пришел, как просила Бало, в два часа. Никого, кроме нас, у ключа не было.
— В чем дело? — спросил я Бало. — Я слушаю тебя.
Бало молчала.
— Сестрица, что случилось?
— Я уезжаю из деревни, — тихо проговорила она.
Сердце мое замерло. Мне показалось, что и ключ внезапно замолк.
— Зачем? — спросил я подавленно.
— Назначена моя свадьба.
— С кем?!
— С двоюродным братом Газанфаром, сыном моего дяди. Он вернулся из армии и теперь служит полицейским чиновником в Чаквале.
— И ты пойдешь за него?! — с горьким упреком вырвалось у меня.
— Да.
«Сегодня же убить его или в первую ночь после свадьбы?» — мелькнула в моей голове отчаянная мысль.
— Говорят, в Чаквале много воды, — продолжала Бало. — Там водопровод. Стоит только повернуть кран — и когда хочешь…
Голос ее дрожал от радости. Видимо, она хотела еще что-то добавить, но, угадав мою немую мольбу, замолчала. Подойдя к ней, я взял ее за плечи и пристально посмотрел в глаза. Мгновение она смотрела на меня, потом отвела взгляд. Нет, он не отвергал моей любви — он светился жаждой воды.
Медленно опустил я руки и отошел. Я понял: для любви недостаточно искренности, благородства, глубины чувства. Любовь требует еще и немного воды.
Потупленный взор девушки, казалось, говорил: ведь в нашей деревне нет воды! Я по два месяца не могу мыться… Я сама себе противна, собственное тело мне отвратительно!
Бало молча опустилась на землю возле ключа. Но и в темноте я мог разглядеть ее глаза: в них плескалась мечта о любви — о любви, не оскверненной грязью несвежих простыней с клопиными и блошиными следами… Ее любовь дышала ароматом чистых тел, свежего белья и одежды… Сраженный этой мыслью, я опустился на землю.
Два часа ночи… Бало и я… Мы молчим… Вокруг такая тишина, словно весь мир опустел. Или словно высохли все людские слезы.
Но вот Бало встает, набирает воду в кувшин. Вода вкрадчиво нашептывает что-то, я тоже что-то говорю. Журчание воды — самое лучшее воспоминание человека.
Бало ушла. Я вспомнил детскую сказку о том, как горько плакала любовь и как слезы ее застывали крупинками соли. Мои глаза были сухи, но на сердце навалились глыбы соли. В душе образовалась соляная копь, соляные столбы и пещеры, соляное озеро. Мой рассудок, мои чувства покрылись коркой соли. Казалось, стоит лишь потереть глаза — и закапают соленые слезы.
Я молча сидел на земле. Бало сама поставила себе на голову кувшин — я продолжал сидеть. Она начала спускаться по склону, то и дело оглядываясь на меня, но я не двинулся с места.
У меня не было воды, а Бало уезжала — к воде!
В ночь свадьбы Бало с Газанфаром мне приснился странный сон: будто бы река-беглянка вернулась к нам, а на соляной горе бурлят пресные ключи. И будто бы посреди нашей деревни выросло громадное дерево, и все оно из воды. Корни, ствол, ветви, листья, цветы — все вода. И с каждой ветки, с каждого листочка текут струйки воды. И это древо воды принесло жизнь нашей бесплодной земле: мужчины пашут, женщины стирают белье, рабочие соляных копей моются, а дети, надев венки, водят веселые хороводы вокруг чудесного дерева. И будто Бало в белом платье стоит рядом со мной и говорит:
«В нашей деревне выросло древо воды! Теперь я никуда от тебя не уеду!»
Удивительный был сон. Но когда я рассказал его отцу, он вздрогнул, словно от испуга, и строго спросил:
— Ты никому, кроме меня, не рассказывал об этом сне?
— Нет, отец, — ответил я. — Но ты как будто чего-то страшишься, а ведь это только сон.
— Сон-то сон, — сказал отец. — Но ведь это красный сон.
Я рассмеялся.
— Это же было не красное дерево, отец. Оно было совершенно прозрачным. Древо воды! Ствол, ветки, листья — все из воды! А знаешь ли, какие на нем росли плоды? Маленькие граненые стаканчики. Влага играла в них, словно улыбка ребенка, и брызгала фонтанчиками вокруг.