– Ведь вы пойдете со мной завтра на выставку?
– На выставку? – переспросил я, пытаясь переключиться с душераздирающего рассказа на что-то другое.
– Это галерея Тео. – Он помолчал и добавил: – Мне нужен сопровождающий .
Это было сказано таким тоном, будто вместо слова «сопровождающий» он хотел употребить другое – «секундант».
– Почему бы и нет?
– Спасибо, Кристиан, вы выручили меня. – Самуэль посмотрел на остатки коньяка в бутылке. – Совсем чуть-чуть. Думаю, если мы выпьем еще по одной…
– Нет , господин Мун, – сказал я тоном, не терпящим возражений, – вам больше пить не стоит. Сейчас вы отправитесь домой и хорошенько выспитесь. Надеюсь, вы не за рулем? – Семьдесят процентов штрафов за вождение в нетрезвом виде дорожная полиция Треверберга выписывала на имя Самуэля Муна. – Если да, то я закажу вам такси. И сделайте мне одолжение: не заезжайте никуда. Думаю, хозяева баров и ночных клубов не очень расстроятся, если вы не скрасите им вечер.
– Молоко и газета, пап. Похоже, «Треверберг Таймс» решила сэкономить на доставке, и теперь тиражи развозит мальчик из «Полной корзины». Интересно, сколько они платят за это супермаркету?
Эмили положила передо мной свежий номер газеты, а потом открыла холодильник и поставила туда привезенное посыльным молоко.
– Вот уж не знаю, детка. Но, судя по всему, это им выгодно – иначе они бы оставили все как есть. Куда ты собралась?
– В университет.
Она достала бутылку с соком и взболтала содержимое, а потом открыла ее и сделала пару глотков.
– Возьми стакан . Зачем тебе в университет?
– Хочу туда поступить , конечно же.
Я вернул чашку с кофе на стол.
– Вот как. И на какой факультет?
– Не на факультет, а в школу канала «Треверберг-33». Ну, ту, где обучают актеров, режиссеров и прочих. Меня интересует драматургия .
– Что-то подсказывает мне, что сценарии и пьесы можно научиться писать и без школы.
Эмили, несмотря на мою просьбу, сделала еще глоток сока, после чего закрыла бутылку и поставила ее на место.
– Ну, во-первых, документ никогда не помешает, – рассудила она. – А, во-вторых, ты сам говоришь, что мне нужно социализироваться . А еще у меня будет стипендия. И после окончания школы я смогу устроиться на работу в их студии. Можно начать стажироваться уже во время учебы.
– Почему бы тебе не заняться чем-то более серьезным? Филология, лингвистика? Медицина , наконец?
– Филологов и лингвистов тут и без меня полно. А врачей – так вообще целая толпа. А сколько ты знаешь хороших сценаристов? То-то же. Если бы тут было много хороших сценаристов, канал не жаловался бы на то, что падают рейтинги .
Я кивнул и положил перед собой газету.
– Какое бы решение ты ни приняла, детка, ты знаешь, что я уважаю твой выбор.
– Спасибо, пап. Между такси и твоей машиной я выбираю твою машину .
– Ключи на столе в кабинете. И повторюсь…
– … не паркуй машину задним ходом .
День у меня был свободный, и поэтому я мог позволить себе просидеть за утренним кофе чуть дольше обычного. Я бегло просмотрел заголовки передовицы, прочитал главную статью номера, в которой сообщалось, что полиции Треверберга удалось раскрыть большую сеть наркоторговцев, а потом перелистнул страницу… и замер, боясь поверить своим глазам. «За пышной свадьбой в свете рано или поздно следует громкий развод», гласил заголовок. «Самуэль Мун, художник и известный меценат, официально стал свободным мужчиной. Его бывшая супруга, бизнес-леди Теодора Барт, получила в качестве «послесвадебного» подарка особняк в старой части города и приличную сумму денег. Остается только догадываться, действительно ли такая щедрость продиктована заботой художника, или же это решение за него приняли адвокаты и брачный контракт».
Статья открывалась свадебным фото: Мун-старший во фраке и нежно-розовым цветком в петлице и брюнетка в длинном белом платье. Невеста (или уже жена?) держала своего мужчину под руку и счастливо улыбалась фотокамерам журналистов. «Тео», по поводу потери которой так убивался Сэм, оказалась никем иным, как моей бывшей наставницей, Хранительницей Темной Библиотеки. И была она вовсе не Тео, не Теодорой Мун и даже не Теодорой Барт, а Авироной .
Я потряс головой, понял, что наваждение не пройдет, а плохой сон не закончится, допил кофе, отложил газету, но через секунду снова взял ее в руки. Статья рассказывала некоторые подробности о браке «господина и госпожи Мун», а также сообщала детали биографии «Теодоры Барт». Дочь Тони Барта, известного криминального адвоката, основателя самой большой юридической конторы в городе, и его первой жены, сводная сестра его младшего сына Уильяма, юриста и компаньона бизнес-леди Изольды Астер-Паттерсон, хозяйки сети городских отелей и части клубов в Ночном квартале.
Здесь же было несколько снимков. Самуэль, Теодора и ее подруга, модельер Франческа Уинстон, или, как ее называли в Треверберге, мадемуазельF.W – эти две буквы были знакомы каждой уважающей себя моднице, и они почитали за честь купить туфли или предмет одежды с биркой, на которой они значились. Самуэль, Теодора, роковая красавица Изольда Паттерсон и ее, Изольды, компаньон, молодой Уильям Барт (который по совместительству был ее и ее любовником). Самуэль, Теодора и Гвендолен Астер, мать Изольды, основательница первого в городе дома мод, которую годы, казалось, делали только лучше, и за ней вполне могли приударить ровесники любовника ее дочери. Все эти фотографии могли бы показаться лишними, но автор статьи опирался на них в своих рассуждениях об «аморальных нравах в высшем свете».
Материал завершался двумя портретами бывших супругов, на этот раз, по отдельности. На Авироне был костюм в черно-белой гамме в стиле мадемуазель Шанель, а волосы она собрала в строгую деловую прическу, открыв лицо. Неяркий макияж – аккуратно подведенные глаза и неброская помада. Она казалась совсем чужой, но вместе с тем была той самой Авироной, которую я видел в последний раз так давно (или только вчера). Она собирала свои немногочисленные вещи и уезжала из моего дома на берегу Женевского озера для того, чтобы больше не вернуться.
Я в стотысячный раз пробежал глазами статью и с отчаянным упрямством тех, кто упивается собственной болью, прочитал крохотный отрывок диалога «мисс Барт» и автора материала.
– Что вам больше всего запомнилось из вашего свадебного путешествия, мисс Барт?
– Швейцария. Мы жили в Монтрё и провели одну ночь на самом берегу Женевского озера. Там очень романтично. Красивая природа. Стоит побывать.
Порой я неосознанно восстанавливал в памяти мельчайшие детали происходившего между нами тогда, возвращался в наш маленький личный мирок, о существовании которого никто, кроме нас, не знал. Он играл для меня роль прибежища: я мог спрятаться там в те моменты, когда реальность становилась невыносимой, подождать, набраться сил и потом снова отправиться в путь. А теперь в него ворвались, нарушили целостность и наследили везде, где только могли. Я чувствовал себя так, будто у меня отобрали что-то самое сокровенное, взяли душу, вывернули ее наизнанку, хорошенько потрясли и вывесили на центральной городской площади – на всеобщее обозрение.
Неизвестно, сколько еще я мог просидеть, изучая пустую кофейную чашку и перебирая в руках газету, если бы меня не отвлек звонок телефона. Я вспомнил, что на дворе не девятнадцатый, а двадцать первый век, я не в доме на берегу Женевского озера, а в Треверберге, и что рядом со мной нет Авироны. Уже давно нет.