«Пес» отвернулся, пустил внутрь. Энцо сбежал по короткой лестнице и очутился в покрытой рыжей коростой трубе. Раньше здесь текла вода — на стенах все еще можно было различить рисунок: ржавые горизонтальные потеки, как на боку Юпитера. Теперь вода для патрициев синтезировалась, и система очистки стала ненужной. Чуть дальше темнел провал септика. С другой стороны трубы тянулись камеры с решетками. Когда-то в древние времена в них держали фильтры, а решетками забирали, чтобы не сперли, наверное. Теперь большинство были пусты.
На полу дальней камеры сидели люди. Шесть баб, один старик и один ребенок. В грязи и полутьме выглядели совсем как номера.
— Завтра со мной пойдут трое, — сказал Энцо. — Три баб… женщины.
Патриции обернулись. Молчали, посверкивали глазами, как крысы на помойке. Одна баба, с фингалом на поллица, медленно скривилась и с чувством плюнула в его сторону.
Типа «нет», что ли?
Энцо поискал взглядом мальца и поманил к себе, показал завернутое в фольгу мясо — утащил с общей кухни рядом с лагерем. Но мальчишка не подошел, смотрел с недоверием и страхом. Пришлось положить сверток на пол за решеткой.
Обидно. Он ведь не хотел, чтобы так вышло! Он правда вел их в бункер! Кто ж знал, что на пути попадется Два Ноля и его «псы»?.. Что он мог с ними поделать?
— Вам нужен осмотр.
Ровный, почти ласковый голос заставил Энцо вздрогнуть. Говорил старик-медик из больницы, с седым пухом вокруг лысины. Он придвинулся к решетке, и свет упал на его вытянутое лицо, тоже с фингалом. Светло-серые глаза казались прозрачными, совсем как у Малой.
— Тебе-то чё? — сощурился Энцо.
— Я же врач. Принес клятву Гиппократа, боги свидетели.
— Ну да! Срали вы на ваши клятвы, когда вам номеров привозили! — Энцо саданул рукоятью «пиллума» о решетку, и старикан отпрянул. В блеклых глазищах заблестел страх.
Из дальнего угла донеслось ворчание, просьбы оставить поганого «пса» в покое и дать ему сдохнуть, на что Энцо оскалился.
— Не все из нас таковы, — ответил старикан. — Вы не правы.
— Ну да, рассказывай.
Старик качнул головой, но дальше спорить не стал.
А ребра и правда болели. Утром Энцо еле с лежака поднялся — казалось, в груди и животе что-то разбухло, комом встало. Вдохнуть невозможно. Будь ты трижды марсианин, а сломанные кости болят так же сильно. Пойти к «псам»? Да там одни костоломы, вообще ничего не знают…
Он вернулся к решетке и поманил старика.
— Эй, Гиппократ. Иди сюда.
Тот нехотя приблизился. Энцо вытащил карту и сунул ее в слот замка. Сам не верил в то, что творил. Если Два Ноля его поймает… Если узнает…
— Быстро, чтоб никто не видел, понял? — процедил Энцо, поглядывая на выход из трубы. «Пса»-охранника пока видно не было. — Попробуешь что-нибудь выкинуть — пристрелю на месте.
Хотя что эта развалина могла сделать, ну в самом-то деле? Опасаться такого — себя не уважать.
«Гиппократ» кивнул, шаркнул в приоткрытую щель. Энцо торопливо захлопнул за ним решетку — не хватало, чтобы выскочил кто-нибудь еще. Стащил майку и поднял руку, показывая повязку. «Гиппократ» осторожно ее отлепил, сощурился на влажную поверхность раны. Энцо вздрогнул, когда холодные пальцы тронули припухшую кожу вокруг.
— Опасности для жизни нет…
«Ясен пень», — подумал Энцо.
— … ребро не раздроблено…
«Слава Марсу», — подумал Энцо.
— … но рану нужно чистить. Наложить гель-антисептик, если есть. Стандартный «Пур» из аптечки первой помощи. И…
Старик задумался.
— И? — не выдержал Энцо.
Врач выпрямился. Теперь его светлые глаза смотрели прямо на Энцо.
— Я бы советовал кортикостероиды, снять воспаление. И обезболивающее, «Никс-19», если есть.
— Старик, мы в тоннелях! А наверху полная жопа. Какие еще аптечки и лекарства?
Он затолкал Гиппократа обратно в камеру. С трудом согнулся, зацепил концами пальцев тряпку и принялся наматывать ее обратно. Зашипел, когда боль прострелила бок, зажмурился, задышал мелкими глотками. Проклятье, но ведь так и правда невозможно. Кортико-что-то-там, блин…